"Ze petit Niall... Ze petit Niall..." - крикнул кто-то, и Мария, на которую никто не обращал внимания, одиноко стоя у стены, видела, как Найэл с усталым, безразличным видом подошел к роялю и, слегка подтолкнув Фриду, сел на стул и начал играть. Все засмеялись и зааплодировали, а Фрида, облокотясь на рояль, запела под аккомпанемент Найэла.
Никем не замеченная Мария прошла между столиками в дальний угол, где сидели Папа с Селией, и шепотом принялась извиняться за опоздание.
- Шш... Шш..., - нетерпеливо прервал ее Папа. - Слушай Найэла.
Мария села и, сложив руки на коленях, стала вертеть кольцо, подаренное Найэлом. Единственная из всех присутствующих она не пела.
Немного позднее, когда программа закончилась и все ужинали за своими столиками, а Папа и Фрида попутно обсуждали различные профессиональные тонкости, Мария повернулась к Найэлу и сказала:
- Ты ужасно выглядел. Мне было просто стыдно. Во всем зале только ты не одет подобающим образом.
- А к чему мне так одеваться? - спросил Найэл. - Они не имели бы ничего против даже в том случае, если бы на мне был жилет и башмаки, подбитые гвоздями.
- Просто успех вскружил тебе голову, - сердито сказала Мария. - Я думала, что этого не произойдет, но, увы, произошло. В Лондоне ты бы провалился.
Официант предложил ей шампанского, но она покачала головой.
- Воды со льдом, пожалуйста, - сказала она.
- Теперь ты понимаешь, - сказал Найэл, - что я имел в виду, говоря о маяке или барже?
Мария не удостоила его ответом и повернулась к нему спиной.
- Я писала тебе про сына лорда Уиндэма? - спросила она Селию.
- Да, - ответила Селия. - Ты писала, что у него довольно привлекательная внешность.
- Действительно, привлекательная. Он очень увлечен мною. К тому же, не женат.
Уголком глаза Селия видела, что профессиональный танцор с осиной талией снова приближается к их столику. Готовая принять его приглашение, она отодвинула стул. Но профи даже не взглянул на нее. Он низко поклонился Марии.
Мария улыбнулась, встала из-за стола и, что-то быстро говоря по-французски, упорхнула вместе с ним. Впервые с тех пор, как закончилась программа, сидевшие за соседними столиками перестали смотреть на Найэла и устремили взоры на Марию.
Серьги ей очень к лицу, с грустью подумала Селия, гораздо больше, чем мне. Может быть она захочет, чтобы я ей их отдала?
Сидевший рядом Папа взволнованно разговаривал с Фридой.
- Горжусь детьми? Конечно, я горжусь ими, - говорил он. - Уменье показать товар лицом у них в крови. И мне безразлично, молочная то корова или жеребец - воспитание сказывается.
Мария в паре с профессионалом промелькнула перед их столиком. Она оглянулась через плечо и показала Найэлу язык.
Глава 15
Высокие напольные часы пробили шесть раз. Сверху, из ванной донесся шум льющейся воды. Должно быть Чарльз промок во время прогулки, и теперь принимал ванну. Было что-то зловещее в том, что он сразу поднялся наверх, не заглянув в гостиную. Это значило, что настроение его не изменилось. И мы все еще были паразитами.
- Перспектива ужина мне не слишком улыбается, - сказал Найэл. Невеселое занятие сидеть за столом, когда никто словом не обмолвится. Кроме Полли, которая снова заведет свои вечные разговоры: "Ах, мамочка, я должна рассказать вам, что говорили детки, пока раздевались" и пойдет, и пойдет.
- Ее рассказ нарушит молчание, - сказала Селия. - Пусть уж лучше говорит Полли, чем кто-нибудь из нас. К тому же, Чарльз никогда не слушает. Он привык к ее разговорам, как к тиканью часов.
- Я бы не возражал, если бы дети говорили что-нибудь забавное, - сказал Найэл. - Но ведь такого не бывает. Хотя, возможно, они и говорят, но в пересказе Полли исчезнет весь юмор.
- Ты слишком суров к Полли, - заметила Селия. - Я, действительно, не знаю, что стало бы с этим домом без нее.
- Если бы только не приходилось сидеть с ней за одним столом, - сказал Найэл. - Это пробуждает во мне самые низменные инстинкты. Так и хочется поковырять в зубах и срыгнуть.
- Ты, во всяком случае, так и поступаешь. Относительно общего стола с Полли я согласна, но что предложить ей взамен? Поднос? Кто и куда его отнесет? Что на него положат? Ножку холодного цыпленка с нашего стола?
- В столовой она именно это и получает, - заметил Найэл.
- Да, - согласилась Мария. - Но она сама ее себе отрезает. Было бы гораздо более оскорбительно, если бы эту ножку отрезал кто-то другой и посылал ей на тарелке неизвестно куда, словно собачонке. Как бы то ни было, это началось во время войны, когда все ужинали в половине седьмого.
- Все, кроме меня, - сказал Найэл.
- Еще бы, - заметила Мария. - Как это похоже на тебя. Дежурить в качестве пожарного на крыше какого-нибудь склада, куда никто больше не поднимался.
- Это было очень опасно, - сказал Найэл. - Я совсем один стоял на крыше непонятной формы, а вокруг падали разные штуки. Никто никогда не поймет, что я проявлял чертовскую храбрость. Куда большую, чем Чарльз, который чем-то занимался в J.H.D.E.F. или где-то еще.
- Не в J.H.D.E.F., - сказала Мария.
- Все они звучат одинаково, - сказал Найэл. - Как ты и J.H.D.E.F. Люди так привыкли к униформе и цепочкам букв, что все глотали. Помню, как я сказал одной женщине, что работаю в Д.Е.Р.Ь.М.О., и она поверила.
Селия встала и принялась поправлять подушки, собирать бумаги. Кроме нее никто бы этого не сделал. А Чарльз терпеть не мог беспорядок. В ее лондонской квартире не было ни пылинки, хотя возможно оттого, что она там хозяйка. А Фартинга принадлежал Чарльзу.
- Знаешь, Найэл, - сказала Селия, - по-моему Чарльз недолюбливает тебя именно потому, что тебе недостает уважения к традициям.
- Не понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал Найэл. - Я с огромным уважением отношусь к традициям.
- Да, - сказала Селия, - но к другим. Когда ты говоришь о традициях, то думаешь о том, как королева Елизавета*, сидя на коне, произносит речь в Гринвиче*, а потом размышляет, не послать ли за Эссексом или кем-то еще, кто был дорог ее сердцу в то время. Когда о традициях говорит Чарльз, он имеет в виду современный мир. Гражданственность, исполнение долга, борьбу добра со злом, то, на чем стоит наша страна.
- Как скучно, - сказал Найэл.
- Вот-вот, - сказала Селия. - Такое отношение и вызывает у Чарльза нескрываемое отвращение. Неудивительно, что он называет тебя паразитом.
- Но вовсе не поэтому, - возразила Мария, встав и посмотревшись в зеркало над камином. - Причина подобного отношения носит сугубо личный характер. Это глубоко затаившаяся зависть. Я всегда знала о ней, но делала вид, что не замечаю. Раз уж сегодня мы так разоткровенничались, признаем и это.
- Что признаем? - спросил Найэл.
- То, что Чарльз всегда ревновал к тебе, - сказала Мария.
