Александр Громов - Крылья черепахи

Невзирая на протесты женщин, мы обшарили карманы мертвеца и, не найдя ничего интересного, сняли с него пуховку. Мертвому она ни к чему, а нам пригодится, когда высохнет. Лишенный плавучести мертвец ушел на дно. Все немного помолчали.

– Не ожидала от вас, Феликс, – глуховато проговорила Мария Ивановна. – Это... это мародерство.

– Да. – Феликс кивнул, полностью согласный. – Это именно так и называется. Но ему куртка уже не нужна – вы заметили, что он не возразил? Еще вопросы есть?

Больше вопросов не было. Были вздохи – и только.

– Тогда отдало море мертвых, бывших в нем, – торжественно заговорила Милена Федуловна, устремив пустой взгляд в водную даль, – и смерть и ад отдали мертвых, которые были в них, и судим был каждый по делам своим...

Толстый Леня, оторвавшись от писания мемуара, на каковое я его подвигнул, возмущенно булькнул. Остальные смолчали: всем было неловко. И всем – голову даю на отсечение – религиозные сентенции действовали на нервы.

– И пустил змий из пасти своей вслед жены воду, как реку, дабы увлечь ее рекою, – громче и торжественнее произнесла Милена Федуловна. По-моему, она оставила в покое Ветхий Завет и теперь шпарила наизусть из Апокалипсиса, прицельно выдергивая куски с водной тематикой.

– Перестаньте, – поморщившись, сказала Мария Ивановна. – Пожалуйста.

– ...Имя сей звезде Полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки...

– Какая там третья часть, едреныть, – пробормотал Матвеич, простая душа и конкретный человек. – Вся вода дрянь, рыба дохнет...

Бульдог Цезарь повернул в его сторону расплющенную морду и на всякий случай гавкнул.

– Молчи, пищевой резерв, – посоветовал ему Леня.

Бульдог зарычал.

– ...Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод: и сделалась кровь...

– Прекратите! – не выдержав, рявкнул Феликс. – Немедленно!

– Может, за борт ее? – внес деловое предложение бессердечный Викентий, сейчас же сердито одернутый бабушкой.

– То же, что с Борисом Семеновичем, – прошептала Надежда Николаевна еле слышно, но я уловил. – То же самое...

Про себя я не согласился с нею. Скучившимся на плоту людям недолго подвихнуться умом без всякого постороннего вмешательства, а уж если они вынуждены пить соленую воду, то... В истории кораблекрушений тьма подобных примеров – что ж, во всяком сумасшествии винить потустороннюю силу? Разве мы не можем свихнуться сами, без посторонней помощи? Обидно за людей, честное слово...

– Вам поспать надо, Милена Федуловна, – сказал я как можно мягче.

Вместо ответа она вскочила с колен, и глаза ее, обычно тусклые, полыхнули торжествующим огнем.

– И увидел я новое небо и новую землю, – ликующе провозгласила она, указывая рукой куда-то вперед, – ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет!..

Тут она ошибалась: море-то было. Но в нем...

– Остров, едреныть, – выдохнул потрясенный Матвеич. – Ей-ей, остров!

– Где?!

Плот накренился – все кинулись на нос, всем хотелось посмотреть. У горизонта в дымке над водой проступало темное пятно.

– Земля-а-а!..

Слабый попутный ветер едва наполнял парус, но и при встречном ветре мы обязательно поставили бы себе целью добраться до бывшего холма, а ныне лесистого острова. Сдохли бы на веслах, а добрались бы. Земля! Еще не затопленная твердь под ногами! Пусть даже ее зальет водой через считанные дни – плевать! Несколько дней жизни на суше, а не на плаву среди волн – это то, что нам нужно! Быть может, там есть ямы, наполненные талой пресной водой, или растут березы, готовые отдать сладкий сок вместо горько-соленой забортной бурды. Быть может, потоп согнал туда зверье – не мешает пополнить запасы мяса. А может быть, мы вообще сможем пересидеть там наводнение – ну кто доказал, в конце концов, что вода и дальше будет продолжать подниматься?..

Ох, как мы гребли к острову, кляня в голос кондовую медлительность плота, – до нестерпимой ломоты в спине, до кровавых пузырей на ладонях, а заноз от грубо выструганных весел никто не считал. Гребли все, кроме Милены Федуловны и бульдожки. Кому не хватило весел, тот подгребал, чем под руку попало. Что до учительницы литературы, то она стояла прямо, как шест, без остатка утратив всю свою надменность, и блаженное умиротворение отражалось на ее лице, только губы шептали благодарственные молитвы. Господь услышал! Господь смилостивился!

Часа через два, не раньше, остров приблизился настолько, что среди печальных редких сосен на берегу мы заметили чернеющее пятно от недавнего костра. Люди были тут совсем недавно, возможно, даже сегодня. Высадились размять ноги, да и поплыли себе дальше, погуляв по травке... то есть не по травке, конечно, а по прошлогодней хвое – травка еще не выросла, да и не вырастет уже. Разве что водоросли...

Это был крутой холм, по крайней мере он выглядел крутым с нашей стороны, поскольку в двадцати шагах от суши погибающие сосны едва казали над водой верхушки крон. Причалить оказалось нетрудно. Первым, опередив даже стосковавшегося по суше Цезаря, на берег с радостным воплем выскочил Викентий и вприпрыжку помчался на вершину. Будьдог первым делом задрал лапу у ближайшей сосны. Удовлетворенно гыгыкнул толстый Леня. Надежда Николаевна счастливо всхлипнула.

– Стоять! Всем стоять, где стояли!

Викентий уже пятился. А прямо на него, зажав в руках магазинную одностволку, шел плотный мужик в утепленном камуфляже, какие носят охотники. Ствол ружья был направлен на мальчишку.

– Всем стоять! Кишки ему выпущу!

Из-за бугра показался второй охотник. Этот был с двустволкой и держал на прицеле плот.

– Мать твою, едреныть... – ошарашенно пробормотал Матвеич.

– Хана! – безжалостно оценила ситуацию Инночка. Надежда Николаевна охнула, затем зарыдала в голос.

– А ну, все с плота на берег!

Мария Ивановна пыталась что-то сказать и задыхалась, обеими руками держась за сердце.

– Ребенка отпустите! – злым голосом крикнул Феликс.

Крепыш с одностволкой осклабился.

– Отпустим, отпустим... Мы всех вас отпустим – гуляйте тут, живите... Машину мою хочешь? Форд-внедорожник, классная тачка. Так и быть, даром отдаю! Он с той стороны холма. Ты, мужик, не тяни кота за яйца, слазь с плота, слазь, он нам нужен...

– Он нам самим нужен! – крикнула Инночка.

– Правда? – Крепыш рассмеялся. – Какое совпадение... Ну вот что, козлы: на счет три – стреляю в пацана, ясно? Раз...

Милена Федуловна ступила с плота в воду и, кажется, не заметила этого. Шаг, еще шаг... грузная пожилая женщина, ни разу не оступившись, без усилия шла в гору, неприятный надтреснутый голос ее звенел диким набатом, и под ее безумным взглядом грабитель с одностволкой уронил челюсть. Но не ружье.

– И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих перед Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими...

– Стрелять буду!

– И смерть и ад повержены в озеро огненное. Это – смерть вторая...

– Назад, сука старая! Стреляю!

Бульдог, окончивший орошать сосну, глухо зарычал. Затем, выбрасывая лесной сор из-под коротких лап, припустил за хозяйкой.

– И кто не был записан в книге жизни, тот был брошен в озеро огненное...

Оглушительный выстрел ударил не в Викентия – в старую надменную учительницу. Ее швырнуло назад, как тряпку. Викентий кинулся бежать, петляя, упал, покатился... Чуть опередив меня, с плота спрыгнул Феликс, вооруженный колуном, за мной – Коля. Милена Федуловна еще падала навзничь, когда убийца передернул затвор и навскидку послал второй заряд в мчащегося на него бульдога. Сбоку ударила двустволка – не в нас, опять в собаку. Короткий взвизг боли – и в следующее мгновение разъяренный бульдог повис на руке убийцы своей хозяйки, всей своей наивной собачьей душой мечтая достать до горла...

Крик, взвизг, удары. Уронив ружье, укушенный раз за разом бил бульдогом о сосну, а собака, в которой вряд ли осталась хоть одна целая кость, больше не визжала, но и, расставаясь с жизнью, все никак не хотела разжимать челюсти...

Прыжок, прыжок, прыжок!.. Это было безумие – но мы, безоружные, атаковали вооруженных. Хотя, конечно, у Коли был нож, а Феликс воинственно размахивал колуном – но много ли ими навоюешь против ружей?..

Выстрел грянул почему-то сзади – не такой хлесткий, как из ружья, но короче и громче. Камуфляжный крепыш без вскрика покатился вместе с бульдогом. Коля выстрелил еще раз – в другого. У него был пистолет!

Ответный выстрел был сделан явно второпях: визжащяя картечь ударила в сосну, выбив облачко измочаленной коры. Коля, ведя стволом вслед убегающему, выстрелил еще дважды и бешено сплюнул.

– Ушел! Ушел, сука! Ух, я его...

– Стой!

Камуфляжный лежал без движения – пуля вошла ему в голову над ухом. С той стороны пригорка трещали кусты – второй грабитель уходил, не желая боя. Коля ринулся вправо, в обход. От плота к нам бежали Леня и Матвеич, оба с тяжелой одышкой.