— Сестра, можно мне отвлечь тебя на некоторое время? — У Саула была-таки одна мерзкая привычка: заговаривать, неслышно подкравшись сзади. Он, конечно, был очень мил, как, впрочем, и все, кого она встречала за дверью, отделяющей скучный серый мир, в котором она родилась и прожила худшую часть жизни, от обители «Ордена хранителей радости», но лучше бы он сперва на глаза показывался, а уж потом говорил, горбун проклятый. Надо будет все-таки попросить Лолу, чтобы она отправила его куда-нибудь подальше. А вместо него пусть будет, например, Кале, этот вполне симпатичный и предупредительный премьер-лейтенант, или еще кто-нибудь.
— Я слушаю, брат Саул. — Она хотела улыбнуться, но передумала: горбун все равно стоял за спиной и не видел ее лица.
— Лола просила передать, что встретит тебя у Врат Радости сегодня после заката…
— О! — Роза сама повернулась к нему и даже хотела чмокнуть его в нос.
— Но на сей раз ты войдешь туда одна. Войдешь как воительница, несущая свет.
— Это как это?! — Последние слова показались Розе странными, очень странными.
— Здесь послание от нее. — Саул протянул ей сверкающий на солнце информ-диск. — Здесь всему дано объяснение. Необходимо прослушать его прямо сейчас, а после этого — немедленно отдыхать. Путешествие потребует немалых сил, ведь предаваться радости — тоже труд.
Повторного приглашения не потребовалось. Роза ловко выхватила из его узловатых пальцев диск и, смеясь, помчалась к своему вагончику. Лесенка, дверь, коврик, кушетка справа, видеблок слева, а прямо — зеркало. Лучше бы, конечно Лола появилась в зеркале, а не на экране, но это позже, позже…
Диск закатился в приемное гнездо, как монета в игровой автомат, и на экране появилась роза, нежно-алая, сочная, с искрящимися капельками росы на лепестках.
— Кто знает, прелестная Роза, — раздался серебряный голос Лолы, — не в твою ли честь назван этот цветок… Но даже если это не так, вы достойны друг друга, и каждая из вас достойна своего имени. Ты умеешь отдаваться Радости, как и она всю себя посвящает цветению. Но все то, что ты уже испытала — жалкое подобие, слабая тень, мутное отражение того, что тебе еще предстоит. Тебе выпал великий жребий: испытать не только радость красоты и покоя, беззаботности и наслаждения, но и радость высшую, которая до сих пор не была доступна никому. Ты достигнешь величия, все, до чего дотянется твой взгляд, будет подвластно тебе…
Исчезло изображение розы, остался лишь сам цветок, парящий в пустоте. А потом и роза исчезла… Осталась только капля, дрожащая на лепестке, полная трепетного света, единственного света, который был достоин ее прикосновения…
9 сентября 14ч. 22м.
— Готова! — доложил Саул в трубку радиотелефона.
Роза спала, губы ее улыбались, а зрачки стремительно носились по своим орбитам под опущенными веками. По правде говоря, он ее ненавидел, эту крысу жизнерадостную. В том балагане, что устраивали для нее в последние дни перед отлетом в Сиар, ему приходилось изображать Повелителя Тела. Раз в полгода или хотя бы в месяц — это было бы еще приемлемо, но не каждый же день…
Послышался рокот мотора — это четырехосный тягач волок сюда трейлер с лабораторией и всем начальством на борту. А может, пока время есть, чиркнуть ее ножичком по горлышку… Впрочем, Саул знал, что не сможет — одна только мысль об этом уже растекалась нестерпимой болью по суставам. Когда-то давно он попал к доктору Гобит из камеры смертников под ее личную ответственность. Ужас окраин Бонди-Хома и Карантинного порта, призрак с тесаком, пятьдесят три потрошеных трупа, Саул Коста, убит при задержании, кремирован, пепел развеян, чтоб неповадно было. Лучше бы и вправду развеяли, чем так вот… Где-то на дне сознания клокотали желания, и надо было их давить, давить, давить! Стоило им начать подниматься вверх по спинному мозгу, как все тело скручивала нестерпимая адская боль, во сто крат страшнее той, что испытали все его жертвы вместе взятые. Доктор Гобит, славный доктор, доктор Гобит — ай-яй-яй… Доктор Гобит им гордится — один из первых удачных опытов коррекции, понимаешь…
Видеоблок продолжал мурлыкать, на экране и так, и этак крутилась роза. Другая Роза сладко потягивалась во сне и томно постанывала. Едва Саул справился с приступом, дверь распахнулась, и доктор вошла. Саул, как всегда, приветствовал ее молчаливым поклоном.
— Саул, голубчик, ты все сделал, как надо, а теперь — пшел вон отсюда. Быстренько!
Он вышел, а они вошли — сам дженти Гресс, с ним толпа штатских и военных, то ли шестеро, то ли семеро, да еще докторов трое, как только они туда все втиснулись, ловкачи…
— Тихо, — оборвала Лола одного из штатских, которому приспичило о чем-то немедленно доложить дженти Грессу. — Попрошу здесь не топать, говорить как можно тише, а еще лучше — вообще молчать. Вам вообще не стоило сюда заходить. Даже вам, дженти Гресс, не стоило, а тем более всей этой толпе. Пока идет кодирование, любой посторонний звук может наложить на него свой отпечаток.
— Когда она проснется? — спросил Вико. — У нас мало времени.
— Она уже не проснется, — сообщила ему Лола, осторожно тесня посетителей к двери. — Во всяком случае, до того как сделает все, что надо. Вы хотели на нее только взглянуть? А теперь уходите — у вас свои дела, у нас — свои.
— Боюсь, что сложности у нас одни и те же, — сказал Вико уже на пороге, когда остальные уже вышли. — Кодирование можно прервать, а потом, скажем, через пару дней продолжить?
— И зачем тогда было нас торопить?
— Времени у нас действительно немного… — Он поймал себя на том, что Лола каким-то непонятным образом заставила его ощутить легкое чувство вины. — Гальмаро каждую минуту может вспылить, а последствий этого не знает никто, даже он сам. Вчера сиарцы попробовали провести собственную операцию. Отправили в пещеру три десятка бойцов, у которых бабки или матери были чистокровными маси.
— А почему маси? — заинтересовалась Лола.
— Только маси-урду не испытывают страха перед пещерой. Но дело не в этом. Они ничего не нашли. Абсолютно ничего. Они дошли до нужного места, спустились вниз метров на семьдесят, а там снова пошла точно такая же пещера. Вернулись с двадцать первой мили, когда стало слишком жарко, и перестало хватать воздуха.
— Вы боитесь, что наша Роза может пробегать без толку?
— Опасаюсь.
— Дело в том, дженти Гресс, что сжатые сроки вынудили нас произвести необратимые изменения в ее психике — раз, мы уже накачали ее всеми необходимыми препаратами — два, сейчас в нее вводится конкретная программа действий, снятие которой может вызвать у нее, в лучшем случае, неизлечимый психоз — три. Все! Роза Валлахо отныне — вещь одноразового использования и совершенно определенного назначения.
