— У, ш-ш-шарлатан! — злобно прошипел Догерти. — Он возглавлял комиссию, которая потребовала моего увольнения. А сам он, во-первых, никакой не «фон», а во-вторых…
— Тише, — сказал я.
— Ну, что же, Джим! — произнес профессорский бас с сильным немецким акцентом. — Хотя я еще не имел возможности осмотреть этого динозавра, а точнее бронтозавра позднего мезозойского периода, я позволю себе высказать предположение, что перед нами — последнее сохранившееся в мире животное этого типа.
— Какая смелая мысль! Ах ты скотина! — фыркнул Догерти.
— Ну, пожалуйста! — взмолился я.
— …как он мог попасть сюда, в центр Милвилла? — закончил свой вопрос диктор.
— Гут, Джим… — начал фон Дейчланд, но тут Догерти схватил безрукую Венеру и в бешенстве швырнул ее об пол. Внутренности богини брызнули во все стороны — лампы, транзисторы, конденсаторы. К этому времени я начал трезветь, и ощущение было не из приятных.
— Что за остолоп! — крикнул Догерти.
— Почему вы разбили приемник? — спросил я.
Мне очень хотелось услышать, какую теорию происхождения динозавра выдвинет прославленный профессор палеонтологии.
— Что он понимает в сместителях времени? Я подам на него в суд!
— Ну, если город узнает, что бронтозавра на улицу выпустили вы, то в суд подадут на вас!
Это его слегка охладило.
— Правда? — спросил он с боязливым и в то же время мстительным видом (интересное сочетание!).
— Безусловно, — сказал я.
— Мы должны что-то сделать!
Я хотел было спросить, кто это «мы», но вместо этого сказал:
— Совершенно верно. У вас имеются какие-нибудь предложения?
Я знал, что держу в руках такую сенсацию, о которой можно только мечтать.
— Есть один выход, — сказал Догерти, смерив меня задумчивым взглядом. — Но я… э… не решаюсь просить вас…
— Не стесняйтесь, — сказал я. — Выкладывайте.
— Я мог бы послать вас назад в прошлое…
— Не пойдет! — отрезал я.
— Но погодите! Послушайте!
— И слушать не хочу!
— Только позвольте мне…
— И не старайтесь.
— Но другого выхода нет, — сказал он. — Подумайте, скольких людей вы могли бы спасти от смерти!
— Пока еще никто не погиб, — возразил я.
— Но могут.
— И я могу.
— Это предусмотрено, — сказал он поспешно. — Я пошлю вас в прошлое за несколько минут до того, как я извлек этого динозавра из первобытного леса. Вы его отпугнете, а сами вернетесь.
— Еще бы! — сказал я. — Что мне стоит отпугнуть тварь, которая ломает хвостом изгороди и переворачивает фольксвагены? Этот номер не пройдет.
Догерти пошарил за лабораторным столом и поставил на него бутылку виски и пару рюмок. И налил виски в рюмки. Две большие рюмки до краев. Одну он протянул мне.
— Я человек неподкупный, — заявил я.
— Терпеть не могу пить в одиночестве, — объяснил он.
— Я тоже, — сказал я и взял рюмку.
Некоторое время спустя он спросил:
— А почему вам не хочется побывать в прошлом?
— Могу насчитать хоть сто причин. Хотя бы потому, что эта тварь может на меня ненароком наступить. А не она, так какая-нибудь другая. И ведь вы сами сказали, что не знаете, как работает ваш аппарат. Я могу влететь прямо в судилище священной инквизиции или в разгар римского пожара! И даже если я попаду в самую что ни на есть мезу… меза… ну, вы знаете… Как его там?
— В мезозой.
— Верно. Ну, вот попаду я туда… А вдруг этот бронтозавр не из пугливых? Будь я с него ростом, я бы никого не боялся. И откуда я узнаю, где мне встать? — я мрачно покачал головой и закончил. — Нет, ничего не выйдет.
Два часа спустя план был разработан во всех подробностях. Время, место (он объяснил, что я узнаю нужное место потому, что там появится большая дверь, ведущая в его лабораторию, а поскольку в доисторических джунглях дверь — вещь редкая, я ее наверняка не проморгаю) и пистолет, чтобы отпугнуть бронтозавра. Мы бросили монету, и, когда отправляться в мезозой выпало Догерти, он сказал, что должен остаться в лаборатории и управлять аппаратом. К этому времени я уже так нализался, что спорить не стал.
План был на редкость глупым — сквозь его прорехи прошло бы целое стадо бронтозавров. Но виски кончилось, и мы наполовину вылакали бутылку джина, так что я был уже готов идти впереди Жанны д'Арк спасать Прекрасную Францию, случись в том нужда.
Теперь я дал зарок не пить — и не пью.
Вот представьте себе: я в голубом нейлоновом костюме и в галстуке ручной вышивки выхожу в мезозойскую эру с большим пистолетом сорок четвертого калибра в одной руке, недопитой бутылкой джина в другой и с выражением угрюмой решимости на лице, готовясь нагнать страху на динозавра, весящего примерно в двести раз больше меня. Представили?
Жарко было до ужаса. Жарко, влажно и очень, очень душно, а воздух казался на вкус каким-то странным. Я пожалел, что не оставил костюм в лаборатории. И себя в нем. Меня словно посадили в ванну. Какой-то муравей, что ли, величиной со спаниеля подобрался к моей ноге и стал нюхать, а потом я всадил в него пулю, чуть-чуть не задев собственный большой палец. Отдача едва не вывихнула мне кисть, а поскольку никаких индустриальных шумов вокруг не было, выстрел прозвучал так, словно земной шар разлетелся вдребезги.
Надо мной пролетел птеродактиль. За ним последовало еще несколько. Лес был мокрым, полным испарений, изобиловал самыми разными растениями невообразимой раскраски. Он гудел — и совсем не так, как гудят наши леса. Сообразительный ботаник мог бы разбогатеть, наладив импорт цветов из этой естественной оранжереи назад, в настоящее.
Назад! Господи, до этого «назад» были миллионы лет! Я вытер лоб рукавом и узнал, что мокрая материя плохо стирает пот, а потому отпил из бутылки порядочный глоток джина, который совсем меня не охладил, но зато очень подбодрил.
Из зарослей появилось маленькое чудовище, какого мне не доводилось видеть в книгах моего детства, и прошло мимо меня, оскалив бесчисленные зубы, но я не стал стрелять. Правда, в кармане у меня были запасные патроны, но эта зверушка ничего плохого мне не делала и по-своему — по-кровожадному — выглядела даже очень мило.
И ни одного большого динозавра вокруг. Ни единого!
Еще одно маленькое чудовище, по-видимому, менее дружелюбное, чем первое, или, наоборот, более (это уж как посмотреть!), подобралось ко мне настолько близко, что я дрожащей рукой всадил ему в грудной сегмент три пули. Выстрелы прогремели оглушительно, но не вызвали никакого эха. Зверушка заверещала, пьяно закачалась (ах, как я понимаю тебя, приятель!), перекувыркнулась и забилась в судорогах.
