- Русские?..
- Да, - улыбнулся Андрей.
- Родину бросили?! Насовсем?.. - завопил незнакомец. - По глазам вижу - молодец! Такой же негодяй, как я!.. Я - потомственный дворянин, я здесь, в Италии живу и радуюсь, а вы погибнете - это вам возмездие!..
- Он сумасшедший... - в страхе прошептала Наташа, пытаясь оттащить мужа подальше от старичка. Но тот заступил им на асфальте "зебру".
- Лучше бы я в лагерях отсидел, без зубов остался, но с чистой совестью вышел на волю!.. Ха-ха-ха!.. А вы еще попомните меня, предатели Пушкина и Чайковского, Блока и Менделеева!.. - старичок в белом, наконец, побежал в переулок.
Господи, каких только людей не раскидало по свету... Но сейчас времена другие. Захотим - и вернемся в Россию.
А море катит прозрачные зеленые глыбы под луной... и хочется жить именно здесь, жить долго и счастливо. И кажется, для этого теперь есть всё!
Но последнюю ночь перед фестивалем Андрей провел в тревожном полузабытьи. Как мы уже отмечали месяц назад, сны ему перестали сниться. Однако сегодня привиделось явственно: он стоит со скрипкой в темноте, прислонясь к стене, уходящей до небес... и вдруг чувствует, что эта стена дышит как живая, и только сейчас понимает - она покрыта шерстью, как кожа огромного жаркого существа...
Утром Андрей пришел к директору Тартини с просьбой посоветовать: нужно ли ему покупать фрак? Или сойдет обычный костюм? Синьор трагически округлил угольные глаза и посоветовал купить фрак:
- Si, si... marsina...frac...
Пошли втроем ( с Наташей) по магазинам, но нигде фраков не было, а имелись в продаже только легкомысленные пестрые пиджаки и белые штаны.
Синьор Тартини щелкнул пальцами, как будто выстелил из двух пистолетов, - он вспомнил про свой старый фрак, который, возможно, подойдет для Андрея, синьор носил его лет двадцать назад, когда сам был худ, как Андрей. Он попросит свою домработницу принести его в отель к Андрею. Пусть синьор Сабанов ждет.
Но Андрей совсем забыл, что в отеле он живет под фамилией Лыков. И когда, прождав час, совсем случайно он увидел с балкона, что перед входом в отель растерянно топчутся сам синьор Тартини и женщина со свертком, выскочил к ним красный от неловкости.
- Простите... Но я... я тут живу остановился под фамилией Лыков... Это другая моя фамилия. У нас так бывает.
- Pseudo'nimo?.. - ахнул доброжелательный директор. - Cabanov-Likov? Э-это каак Nemirovitz-Dantcenko?
- Си, си.
Поднялись в номер, женщина осталась в коридоре, Андрей надел фрак директора, фрак подошел, но был короток. Андрей выглядел в нем смешно. А заказывать, шить новый уже было поздно...
Синьор Тартини простонал, закатив глаза, и объявил, что сделает так: он назовет фамилию гостя, но скажет уважаемой публике, что синьор Сабанов только что из морозной ( это в июле-то!) Сибири, и он выйдет в свитерке, джинсах, чтобы поразить всех исполнением солнечного Россини. Контраст может даже принести пользу.
Открытие фестиваля было назначено на два часа дня. Суеверный Андрей ( чтобы не отвлекаться, быть максимально собранным) попросил Наташу ждать его на пляже.
Так и сделали.
Андрей никогда, конечно, не забудет, как за малиновыми кулисами он ждал своей очереди, как нарядно одетые музыканты Италии, в лаковых черных туфлях, поскрипывая, проходили мимо него на сцену и играли Россини. И публика устраивала им овации.
Когда синьор Тартини лично назвал фамилию своего сибирского друга, Андрей едва не выронил на пол скрипку. Подхватил на лету и, сердясь на себя, вышел на ослепительную сцену, и продолжая сердиться на себя, в темпе чуть быстрее, чем нужно, вихрем, легкими штришками ( так, наверное, ангелы чистят щеточками зеркальные ботиночки Бога) выдал первые такты изумительной музыки... и продолжил темп, и все же выровнялся, даже нарочито замедлил ритм, запел смычком, как меццо, как поет эту мелодию лучшая исполнительница Розины Тереса Берганца... И сразу же - ликуя и сломя голову - в финал! В сверкание льда или снега, или фонтанов Италии с оскаленными львами...
Ему похлопали, но без восклицаний "брависсимо", которые звучали минуты назад... Андрей сыграл на низких нотах арию учителя музыки, похохотал на струнах, чертовщины какой-то добавил... вряд ли они слышали басовые каденции... И зал, наконец, обрушился на него аплодисментами. И когда закричали "бис", "браво", нарочно сыграл не из ожидаемого репертуара, а кусочек из "Вечного движения" Паганини - когда-то Андрей исполнял его не хуже Гидона Кремера...
Недоуменная тишина треснула, как театральный занавес. Андрею аплодировали стоя несколько молодых женщин, очень красивых, с черными жемчугам на шее и на голых руках...
После перерыва жюри объявило оценки: Сабанову присуждена вторая премия в размере 20000 долларов. Обнимая его, синьор Тартини прошептал ( и Андрей понял его):
- Первым должен быть итальянец... chiaro?.. понимаешь?.. Но и вторым должен быть итальянец... но стал - tu! Ты - настоящий итальянец!
До банкета ( он был назначен на восемь вечера) оставался еще час. Денежный чек Андрею получит завтра в бухгалтерии театра, по предъявлению паспорта. Сабанов побежал в отель. А добежав до отеля, передумал заходить в номер - ринулся на пляж, к своей красавице.
Проскочив над рельсами по мостику, размахивая скрипкой, закричал вечереющему огненному морю:
- Победа!.. - Но где же Наташенька? На берегу уже малолюдно - народ расходится ужинать.
- Победа! - крикнет он ей. Или нет... с угрюмым видом опустится рядом на песок. Нет, не стоит пугать... Улыбнется, поцелует и шепнет: - Нам теперь хватит денег на год жизни.... А там видно будет. Заработаем!
Он бежал мимо пустых пластмассовых лежаков, увязал в песке и думал под раскаленным небом Италии, что надо бы купить все-таки скрипку получше... Может, здесь даже со Страдивари повезет... или с инструментом Гварнери...
И еще думал о том, что именно сегодня напишет, наконец, матери письмо...
- Наташенька! Открой синие глазки!..
Он ее не сразу нашел. Она лежала вдали от воды, в стороне от звездчатой тени зонта, в неостывшем еще песке, только голова торчит из песка. Наташе нравится так закапываться. Правда, его сразу смутило - почему и лицо в песке. Наверно, дети рядом баловались, она любит детей. Но что это, что?.. На правом виске у нее - красная скобка... будто помадой мазнули... и рядом бутыль валяется, большая, черная, из-под испанского шампанского... Они ее ударили? Они...
- Наташенька!.. - Андрей упал на колени, приподнял ее, пытался послушать сердце, мешала газета, невесть зачем сунутая под ее купальник... отшвырнул - не было слышно ничего... Андрей уже все понял, но не мог, не желал поверить... Он обернулся - газета... да, это не Наташенька воткнула ее себе под материю... и газета вовсе не итальянская - как страшный сон, знакомая "Сибирская газета". Так сказать, привет с Родины.
