Как же меня так быстро нашли?
Телефон затрезвонил снова. Либо я вдруг ни с того ни с сего стал мистером Популярность, либо случилось кое-что невероятное. Я взглянул на экран и увидел кое-что невероятное. Звонила Дебора.
Я снова сбросил вызов. Раздражение усилилось. Она что, не может оставить меня в покое? Будет доставать меня, пока я не сдохну?… Похоже на то. Если, конечно, меня не убьют раньше более привычными способами.
Так вот: как же люди Рауля обнаружили меня так быстро? Должно быть, они преследовали меня с тех самых пор, как я покинул гостиницу, в которой нашел мертвого Октавио. Иначе первым в их лапы угодил бы Брайан. Мое имя они могли выяснить во второй гостинице, но откуда они узнали, что «Декстер Морган» связан с Брайаном? Разве я использовал свою кредитку до той злосчастной гостиницы? Вроде бы нет. Тогда как они меня нашли? Не носились же они по городу за каждым Декстером, пока не нашли нужного? А если бы они не были уверены, что я – это я, то не стали бы тратить такую прекрасную бомбу на кого попало. Значит, закладывая бомбу, они знали точно, кто я такой. Но откуда? Где они могли за меня зацепиться? Точно не когда мы с Брайаном встречались, ведь опять же тогда они бы вышли на Брайана первым. Следовательно, это случилось тогда, когда я был в какой-то закусочной… Я почувствовал резкий прилив адреналина. Один из ресторанов, в котором я был, – мексиканский. А Рауль – мексиканец… Но нет, все-таки это не имеет особого смысла, только звучит неполиткорректно. «Пепино» так же связан с наркобароном, как суши-бар, в котором я обедал в тот же день, – с Перл-Харбором.
Тот суши-бар тоже можно отмести, ведь я сидел перед ним в машине полчаса, а за это время меня, неподвижную цель, можно было бы убить уже сто раз. Даже какой-нибудь безумный мафиози с бомбой воспользовался бы подвернувшимся случаем и прикончил бы меня на месте.
Если не в кафе, то где? Я на воле-то каких-то несколько дней и толком никуда не ходил. И, черт подери, неужели у меня опять звонит телефон?
И правда. И в этот раз тоже звонила Дебора. В моей голове мелькнуло сразу множество мыслей. В основном это были колкости, которыми я мог бы ей ответить. К сожалению, большинство из них нужно было выкрикивать, а из-за этого я мог лишиться мясного рулета. Но одна мысль не давала мне покоя и мягко расталкивала все новоиспеченные грубости. Дебора, ясно давшая понять, что не хочет иметь со мной ничего общего, позвонила мне трижды за две минуты. Почему?
Было бы забавно, конечно, если бы оказалось, что она уже устала и хочет вернуть мне моих детей или, еще забавнее, поняла свои ошибки и решила пасть ниц и просить у меня прощения. Но, зная, какая Дебз упрямая, я не мог себе представить масштабы откровения, которое должно было на нее снизойти. В общем, исключив откровенную ерунду, я не смог придумать ни одной причины, по которой она могла мне звонить. Тогда зачем ей отвечать?…
Хотя…
Любопытство, как говорится, до добра не доведет. Впрочем, много чего на белом свете не доводит до добра, и меня это никогда не останавливало. Любопытство снедало меня, звало, требуя внимания. Плюс ко всему где-то на подкорке моего сознания, похоже, еще осталась та верность семейным узам, которую вдалбливал в меня Гарри. Так или иначе, я совершил немыслимое…
…И ответил на звонок.
– Да? – сказал я спокойно, давая понять, что мне плевать на ее звонки, как и на нее саму.
– Мне нужна твоя помощь, – процедила Дебора сквозь зубы.
– Ну неужели? – удивленно протянул я. Мне и в голову не приходило, что она посмеет попросить меня о помощи. – С чего это ты решила, что я захочу тебе помогать? – В моем голосе хрустела сухая насмешка. Ответить Деборе, разумеется, будет нечего.
– Дети пропали, – вдруг выпалила она. – Их похитили.
А вот этого я не ждал.
Брайан услужливо повез меня на север, на шоссе ЮС-1, а там повернул налево, в Гейблс, к домику Деборы. Он почти ничего не говорил, только спрашивал, куда ехать, и я был ему за это благодарен. Будь на его месте кто другой – мне пришлось бы всю дорогу выслушивать взволнованную болтовню, испуганные охи и ахи – или, хуже того, слова поддержки в столь трудный час.
Брайан избавил меня от подобной радости, в очередной раз доказав, что знает мой характер лучше кого бы то ни было. Он понимал: один сочувственный вздох или мужественное подбадривание – и я выцарапаю ему глаза. К тому же, вероятно, он осознавал, что любой подобный жест с его стороны окажется фальшивым и бессмысленным, ведь жалость, как и любое другое чувство, ему чужда.
Я, конечно, и сам таков – внутри зияет пустота, ничто. Никаких эмоций, никакого сострадания, сочувствия и прочих слюняво-сопливых реакций, присущих смертным. Только отчего тогда стучит в висках и живот свело тугим узлом? Оттого что не позавтракал?…
Похитили. Моих детей.
Чем больше я об этом думал, тем выше вздымалась в груди волна ярости и беспокойства. Я сжал зубы и кулаки и представил, что сделаю с тем, кто их похитил. Это было бессмысленно, бесполезно – только поцарапал ладони, впившись в них ногтями, и тут же разболелась голова. Тупая, бестолковая, тошнотворная ярость – но все-таки с ней время пролетело незаметно, – и вот Брайан уже поворачивает к дому Деборы.
– Если ты не против, – сказал он сдержанно, – я заходить не буду.
– Конечно, – кивнул я.
Глупо даже спрашивать об этом, ведь, ясное дело, ему и близко нельзя подходить к Деборе. Я потянулся было к дверной ручке, как вдруг Брайан меня позвал:
– Декстер.
Я обернулся и нетерпеливо на него посмотрел.
– Я помогу, как смогу, – сказал он без какой-либо фальши. Для меня это значило намного больше чьих-нибудь крокодиловых слез, и я разжал наконец челюсти, которые так и держал стиснутыми с тех пор, как получил мрачные вести.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Я позвоню тебе, когда разузнаю подробности. Как только будет время.
Брайан просто кивнул, и я вылез из его машины. Когда я подошел к крыльцу Деборы, он уже скрылся из виду. Удачно, потому что в эту секунду Дебора отворила дверь. Она стояла на пороге, сжимая кулаки, и, взглянув ей в лицо, я с удивлением обнаружил, что она плакала.
Дебора никогда не плачет. Никогда. В последний раз я видел ее в слезах, когда ей было восемь и она упала с дерева. Сломала запястье. С тех пор ее постоянно сковывала холодная сдержанность. Крепкий орешек. Почти что робот. Я знал, что чувства у нее есть, только она их никогда не показывает. Мне частенько казалось это забавным – что она чувствует, но скрывает, полная моя противоположность. Вот оно, наследие Гарри.
