— А это значит, что раму придется строить заново, — вздохнул Орбур.
Они взвалили свой груз на плечи и потащили его наверх.
Было уже далеко за полночь, и я окончательно выбился из сил. Красное солнце близилось к закату. Я устал, все тело немилосердно болело, но в то же время я удовлетворенно улыбался из-за проделанной работы.
Пока я тащился по покрытому черной травой склону к своему дому, то думал об удовольствиях, ожидавших меня там: горячая вода, да возможен и кусочек пищи получше, массаж, нежный и согревающий. Можно было позволить женщинам умастить мой мех душистыми маслами, слишком давно я не позволял себе такой роскоши. И, возможно, если я буду в настроении — то, ради чего и создаются семьи, и, разумеется, со второй женой. Первая с каждым днем становится все грузнее и полнее. Возможно, также теплое расчесывание, — мечтал я. Я уже ощущал прикосновение гребней. Я ускорил шаг. Дерево моего гнезда гостеприимно замаячило впереди.
Жен своих я застал посреди жуткой ссоры. Первая жена — старшая, сидела в слезах, вторая жена свирепо глядела на первую.
— Ума у тебя! — заорал я на нее. — Ты не должна нервировать мою первую жену — она родила мне двоих сыновей, а ты пока не родила никого!
Женщина озлобленно сверкала глазами.
— Иди подай мне кнут, — приказал я.
Вторая жена ответила:
— Ты можешь исхлестать меня, мой хозяин, но ты не можешь изменить того, что есть. Что есть — то есть.
За такое неуважение она должна поплатиться. Мужчине, который не может управляться с женой, лучше вообще не делать такого шага, как жениться. Я шагнул к своей первой жене, обняв руками ее раздавшуюся фигуру.
— В чем дело, моя первая жена?
Она произнесла сквозь слезы:
— Эта... эта женщина... она...
Моя вторая жена надменно перебила ее:
— Я тебе больше не «эта женщина», я — Катэ!
— Катэ? Что такое Катэ?
— Катэ — это мое имя. У меня теперь есть имя. Мне его дал Пурпурный.
— Что?! Ты осмелилась заиметь имя? Ни у одной женщины нет имени!
— А у меня есть! Мне его дал Пурпурный.
— Он не имел права!
— Имел — он волшебник. Не так ли? Он пришел сегодня на скалу, где мы пряли, и он разговаривал с нами. Он спросил, как нас зовут? Когда мы сказали ему, что у нас нет имен, он предложил дать их нам. И он благословил их к тому же! Теперь мы имеем освященные имена!
Ну вот, этот глупец навлечет гибель на всех нас! Нет ничего опаснее женщины, ставшей надменной. Мы не должны были позволять им учиться прясть. А теперь он им дал еще и имена! Имена — надо же придумать! Уж не считает ли он женщин равных мужчинам и в других отношениях? А я даже спросить его об этом побоюсь. Ведь он может ответить — да!
И такого дождаться от волшебника! Надо сразу же сообщить об этом Шуге! Других мужчин тоже необходимо поставить в известность.
А Пурпурного необходимо наказать. Если женщина получит имя, ее можно проклясть благодаря магии, таящейся в имени. Мужчина достаточно силен, чтобы нести на себе такую ответственность и сумеет избежать этого проклятия. Но женщина — как может женщина хотя бы понять опасность? Они будут в таком восторге от полученных имен, что помчатся трубить об этом первому же встречному. Все это пронеслось у меня в голове мгновенно.
Моя первая жена поглядела на меня со слезами на глазах.
— Дай мне имя, муж мой. Я тоже хочу быть кем-то.
Я выскочил наружу. Деревня бурлила от смятения. Небо было красным, затянутым дымкой, мужчины собирались кучками и выкрикивали разную чушь. Как будто они посмеют напасть на волшебника!
Пилг Крикун взобрался на высокий пень домашнего дерева и вопил перед остальными:
— Процессию с факелами... снимем богохульство!
У Пилга даже жены теперь не было. На что же он теперь жалуется?
Нет, все зашло слишком далеко — здесь требуется разумный голос. Я взобрался на пень позади Пилга и оттолкнул его в сторону. Пилг закачался, размахивая руками. Я набрал побольше воздуха в легкие и загремел:
— Слушайте меня, жители...
Но вокруг было все слишком шумно н суматошно. Неожиданно собравшиеся пошли прочь. Появились горящие факелы, багряное пламя освещало черные безумные головы. Я спрыгнул с пня и протолкался сквозь толпу.
Ну куда пропал Шуга, он так нужен! И мне, мне одному предстояло остановить их, когда они двинутся к реке, в направлении гнезда Пурпурного...
Я пытался пробиться к самому началу толпы, так чтобы меня могли видеть.
— Послушайте меня! Послушайте вашего Главу!
Но тут толпа из нижней деревни ворвалась в нашу — и больше уже ничего нельзя было сделать. Ни человеческий голос, ни голос демона не услышали бы в таком реве.
Толпа превратилась в разъяренный поток людей, замышляющих убийство. Я все еще пытался пробиться вперед, надеясь свернуть их в сторону, как-то отвлечь...
А затем мы вывалились на берег реки, и Пурпурный был там. Он стоял на коленях позади объемистого горшка Белиса, крепко прижимая к груди мешок — надутый мешок, размером с небольшую женщину. И тут толпа повалила к нему, он удивленно повернулся и выпустил ношу.
Мешок поплыл вверх.
Жители словно наткнулись на бегу на каменную стену. Они резко остановились, затем застонали, словно в агонии. Мешок Пурпурного медленно поднимался вверх, в темно-красное небо. Мешок, сшитый из воздушной ткани, казался непрочным, блестящим, ярким и отражал свет факелов. Он кружился, пританцовывал пока поднимался...
— Лэнт! — закричал Пурпурный. — Что случилось? Почему они здесь?
Я оторвал глаза от мешка с газом.
— Пурпурный... зачем ты дал женщинам имена?
— А почему бы и нет? — он казался смущенным. — Не могу же я все время обращаться с каждой из них: «Эй ты!» Не так ли?
Где-то за моей спиной раздались стоны. Но я не счел нужным поворачиваться.
Пурпурный продолжал:
— Мне было трудно поддерживать порядок, Лэнт. Их здесь слишком много. Я хочу сказать, что трудно запомнить, что женщину зовут «жена Трона», но она оскорблялась, если я забывал уточнить: «вторая жена Трона».
— Третья! — вспомнил я.
— Третья! Вот видишь! Мне это мешало. Поэтому я дал некоторым из них имена: Катэ, Анна, Джуди, Урсула, Карен, Марианна, Лен, Соня... Это намного все облегчает.
— Облегчает?!
Я оглянулся. Большинство собравшихся, видимо, осталось. Они только сдвинулись теснее и выше поднялись факелы.
Другие тоже не убежали, они просто отступили в темноту, пока Пурпурный и я разговаривали. Я еще раз посмотрел в небо, но летучий мешок уже исчез.
— Облегчает? — повторил я. — Они пришли сюда, чтобы тебя сжечь, Пурпурный.
— Гм, — произнес он, но вроде бы не поверил. — А где мой баллон? Он был здесь минуту назад... я его держал...
