Такой неожиданный поворот сюжета, резко конфликтующий с жизнеутверждающим пафосом предыдущих сцен, резко выталкивает "Страну Гонгури" из строя бесконфликтных коммунистических утопий и одновременно выстраивает мостик между красивой мечтой и "недостроенной" реальностью. Ведь и "реальный" юноша Гелий в конечном счете погибает. Связь между вымыслом и жизнью грубо разрушается - путь к счастью не бывает легким.
В 1938 году поэт и утопист Вивиан Итин был арестован по обвинению в шпионаже и расстрелян в Новосибирске.
Еще выше трагедийная нота звучит в небольшой повести А.Н. Толстого "Голубые города" (1925). Толстой тоже совмещает реалистический и фантастический планы повествования, момент перехода почти незаметен. Главный герой - юный красноармеец и талантливый архитектор, в сыпном бреду видит свою мечту - голубые города счастливого будущего: "Растениями и цветами были покрыты уступчатые, с зеркальными окнами, террасы домов. Ни труб, ни проволок над крышами, ни трамвайных столбов, ни афишных будок, ни экипажей на широких улицах, покрытых поверх мостовой плотным сизым газоном. Вся нервная система города перенесена под землю. Дурной воздух из домов уносился вентиляторами в подземные камеры-очистители… В городе стояли только театры, цирки, залы зимнего спорта, обиходные магазины и клубы - огромные здания под стеклянными куполами". Преобразились не только города, но и вся планета: исчезли границы, там, где когда-то были мерзлые тундры и непроходимые болота - "на тысячи верст шумели хлебные поля". Но красивая мечта сталкивается с суровой действительностью. Для Буженинова, мечтателя и идеалиста, изломанного революцией и гражданской войной, идея построения голубого города будущего становится навязчивой, смыслом всей жизни, манией. И он поджигает вполне реальный город, несовместимый с его мечтой: "План голубого города я должен был утвердить на пожарище - поставить точку…". Толстой обрывает повествование неожиданно и жестко: "Буженинов Василий Алексеевич предстанет перед народным судом".
"Голубые города" - вероятно самая возвышенная и трагическая утопия 20-х годов. Она надолго стала символом недостижимости красивого будущего, утонувшего в серости, обыденности настоящего.
В бреду видит будущее и умирающий поэт из рассказа Николая Асеева "Завтра" (1925). Он пытается представить себе грандиозные картины мира, в котором мог бы жить и выздороветь. Люди овладели энергией, перемещают по воздуху целые города, заменяют изнашиваемые органы.
Вообще, в утопиях 20-х годов картины будущего часто возникают в воображении смертельно больных героев. Что ж, символика здесь легко прочитывается: больной, умирающий организм - современное общество, которое остро нуждается в позитивном обновлении.
В чудесной, возвышенной НФ повести Андрея Платонова "Эфирный тракт", написанной в 1926-27 гг., но впервые опубликованной только в 1967 году, будущее тоже тесно соприкасается с настоящим. Казалось бы, человечество достигло небывалых высот в науке, ликвидированы границы и политические конфликты. Но почему тогда в этом "прекрасном и яростном" мире существует газета с названием "Беднота"?! Значит, не все так благополучно в этом светлом будущем?
Когда спящий проснется
Машина, техника связаны для нас с сознанием движения в социализм. Машина - условный рефлекс, который возбуждает образы борьбы, достижений, желаемого будущего.
А. Н. Толстой.
В подавляющем же большинстве утопии 1920-х годов изображали либо процесс, либо конечный результат интеграции мирового сообщества во Всемирную Коммуну под началом Советской России. Правда, особое внимание уделялось не столько социальным процессам в обществе будущего, сколько успехам на научном фронте.
Молодая Республика делала ставку прежде всего на развитие промышленности. Поэтому неудивительно, что многие фантасты не призывали природу в союзники, а соперничали с нею. И позиция "Человек - хозяин природы" типична не только для НФ 20-х, но и для всей советской фантастики.
Творимая в эпоху повсеместной электрификации и всеобщей увлеченности научными знаниями, утопическая Россия виделась авторам в первую очередь как высокотехнологическое государство, где именно наука цементирует общество, от нее зависит все - и социальный уровень жизни, и духовный. Особой любовью среди утопистов пользовалось градостроительство.
Одно из самых характерных, типических произведений той поры - роман Якова Окунева "Грядущий мир. 1923 - 2123" (1923). Земля XXII века - Всемирная Коммуна, всю планету покрывает Мировой Город: "Земли, голой земли так мало, ее почти нет нигде на земном шаре. Улицы, скверы, площади, опять улицы - бескрайний всемирный город…". В этом урбанистическом обществе все до предела унифицировано, даже люди ходят в одинаковых униформах, и мужчины и женщины на одно лицо - волосяной покров здесь не приветствуется. "Каждый гражданин Мирового Города живет так, как хочет. Но каждый хочет того, что хотят все…". Не хотелось бы дожить до такого будущего, но авторам прошлого такая модель казалась идеальной.**
Похожий урбанистический, сверхтехнологичный счастливый мир "без людей" рисует и Вадим Никольский в романе "Через тысячу лет" (1926). Кстати, историков жанра это произведение привлекает не столько панорамой технических достижений будущего, сколько пугающе точным прогнозом. Дело в том, что автор предсказал атомный взрыв, который "произойдет" в… 1945 году!
Примерно ту же панораму мы видим в романе украинского писателя Дмитрия Бузько "Хрустальная страна" (1935). Здесь построение утопии стало возможно только благодаря изобретению необычайно прочного стекла - основы новой архитектуры и машиностроения.
Куда привлекательнее выглядит будущее, придуманное В. В. Маяковским в утопической поэме "Летающий пролетарий" (1925), пропитанной яростной ненавистью к коммунальному, кухонному быту, уничтожающему человеческую личность, его свободный дух. Поэт переселяет людей из подвалов и коммунальных квартир - таких обычных в революционном мире 20-х - в небеса, в воздушные замки. С большим остроумием описал Маяковский будни гражданина ХХХ века.
В романах "Межпланетный путешественник" и "Психомашина" и примыкающей к ним повести "Ком-са" (все - 1924) Виктор Гончаров не решился изобразить мир победившего коммунизма, ограничившись развитым социализмом. Но, опять же, в мировом масштабе - экспансия СССР привела к образованию Союза Советских Федеративных Республик Европы, Азии, Африки и Австралии. А что же Америка? "Да! Америка, значит, до сих пор держится, но уже гниет на корню… скоро мы будем иметь федерацию республик мира".
