Маневровые двигатели не предназначены для непрерывной работы. Система охлаждения не может справиться с перегревом, поэтому двигатели приходилось запускать по очереди. Каждые тридцать минут компьютер по заданной программе производил переориентацию ракеты, и включал следующую группу двигателей. А так как их было три, то приходилось всё время быть начеку: пол и стены становились для меня под разными углами. Поэтому большую часть времени я просто лежал перед компьютером, привязанный к креслу и, как я уже успел тебе сообщить, знакомился с шедеврами корабельной библиотеки.
Разумеется, отработанные топливные ёмкости маршевых двигателей безжалостно сбрасывались. Каждый лишний грамм инерционной массы тащил меня всё дальше от Солнца; уменьшал и без того ничтожные шансы на спасение. Восемь раз за этот период я выключал двигатели и выходил в космос. Задача была простой: уничтожение балластной массы — по мере сброса топливных ёмкостей, оголялись несущие фермы, к которым эти ёмкости крепились. Я срезал их, возвращался на корабль и продолжал торможение. А металл, который был когда-то кормой моего корабля, обгонял меня и уходил вперёд, всё дальше, во мрак и неизвестность.
В результате шести месяцев этих мучений, мне удалось пропустить перед собой Марс, пролетев, тем не менее, достаточно близко к нему. Марс, в полном соответствии с расчётами, существенно подправил моё движение. Теперь мне предстояло пересечь орбиту астероидов под углом шесть градусов. Ещё через год я приблизился к астероидному поясу.
В учебниках упоминается о тысячах планетоидов, движущихся по орбите между Марсом и Юпитером. Но я увидел на радаре только в своём секторе наблюдения с полсотни осколков, и, по мере сближения, это число росло. Вот тогда мне и пришло в голову, что, чем умирать в одиночестве, можно попытаться остаться в этой компании. По крайней мере, с учётом наличия связи с Луной, появился бы смысл в моей робинзонаде.
Мы снова занялись расчётами, но на этот раз ничего не получалось. Моя скорость не настолько уменьшилась, чтобы можно было надеяться на стационарную орбиту внутри астероидного пояса. Тогда я предложил свой вариант конечной остановки.
Луна посоветовала ещё раз подумать, ведь успешная реализация моего плана означала потерю судна, а, значит, и потерю возможности вернуться. Эта угроза меня позабавила. "Интересно, — подумал я, — сколько раз можно терять шансы на возвращение"? Меня уже давно официально объявили покойником. Я успел назвать наследников и распорядиться своим имуществом…
Когда я вплотную подошёл к астероидному поясу, у меня на экране радара было уже до тысячи объектов. Правда, большинство из них было не крупнее моего корабля, но спектральный анализ некоторых из них был обнадёживающим…
— Что вы имеете в виду? — спросил Алекс.
— Прежде всего, лёд! Я собирался совершить жёсткую посадку на одном из астероидов. Так капитан корабля в безвыходной ситуации принимает решение выброситься на берег. Я нацелил судно на глыбу льда примерно сферической формы, диаметром около ста метров, надел скафандр, обесточил незадействованные в торможении системы, и откачал из отсеков воздух…
Зазвонил телефон. Алекс несколько мгновений смотрел на аппарат. Телефон зазвонил ещё раз.
— Да? — Алекс прислушался, затем, положив трубку, сказал: — Приглашают на ужин, но давайте эту часть всё-таки закончим.
— А с этой частью всё, Александр, — проговорил Эрик вставая. — Я решил пожертвовать пилотской кабиной и спасти жилой комплекс. Для этого соответствующим образом развернул корабль, задал курс компьютеру и разгерметизировал отсеки. Затем перенёс к шлюзу две ракетницы и вакуумный резак, посчитав, что если заклинит двери, резак поможет мне попасть внутрь. Я отключил двигатели, передал управление компьютеру и покинул ракету. Оставалось только со стороны наблюдать, как мой корабль попытается зацепиться за выбранную мной глыбу льда.
Поначалу всё шло хорошо. Значительную часть остаточной скорости ему удалось погасить скользящим ударом о ближайший к цели астероид. Из-за этого удара корабль, во-первых, разломился пополам. Остатки кормы улетели прочь. Я, разумеется, продолжал преследовать носовую, жилую часть. Во-вторых, корабль начал вращаться. Если бы, в соответствии с программой, маневровые двигатели тут же подработали устойчивость, то всё бы обошлось. Но, в-третьих, этот же удар, по-видимому, повредил электрическую цепь двигателей, — они не включились. И моя мечта, стоимостью шесть миллиардов долларов и примерно столько же человеко-часов, беспорядочно кувыркаясь, нацелилась на свою конечную остановку.
Я в это время следовал за кораблём с помощью ракетниц. Их мощности хватало, чтобы гасить инерцию моего тела.
Удар получился лобовым, — худший вариант торможения о поверхность. Относительная скорость уже была не очень велика, но значительная масса давала приличное значение кинетической энергии, которой, на моё счастье, не хватило, чтобы расколоть, раскрутить или сбить с курса мой астероид. Тем не менее, её оказалось вполне достаточно, чтобы смять в лепёшку жилые отсеки корабля, и впаять эту лепёшку в лёд на глубину около десяти метров. Мне потом даже не удалось туда пробраться.
Жилой модуль пострадал, конечно, меньше. Я хочу сказать, что по его контурам ещё можно было представить, как он когда-то выглядел. Части корабля, куски обшивки, арматура, трубопроводы мгновенно превратились в обломки, и уже через секунду мусором отлетали прочь от места катастрофы. Так моё путешествие и кончилось. По крайней мере, в эту сторону…
Эрик помолчал немного, потом сказал:
— Слово чести, я верну вексель и дополнения к фрахту, как только ты придумаешь вопрос, на который я не сочту возможным ответить. Но я категорически против голодной смерти…
Алекс вскочил на ноги:
— Прошу прощения, ужин давно ждёт!
***
После ужина, на котором капитан Йенсен не проронил ни слова, и только прощаясь, предупредил, что к точке погрузки они подойдут к пяти утра, партнёры вернулись в судовой офис.
Алекс предложил кофе, но Эрик отказался.
— Будем работать, — сказал он, устраиваясь в кресле. — Вопросы?
— Как-то у вас всё просто получается: двигатели потеряли, на Земле вас похоронили, а вы корректируете курс, выбрасываетесь на астероид…
— А-а, — улыбнулся Эрик. — Тебе не понятно, где же волнение, где ужас загнанной души? Дружище, не забывай, что это моя работа. Меня отбирали, тренировали, готовили. Весь вопрос только в самодисциплине и желании жить. Никогда и ничего не происходит наверняка. Даже смерть и зачатие. Всё оценивается той или иной мерой вероятности. Всё, что увеличивает вероятность реализации желаемого события, следует использовать. Всё, что эту вероятность уменьшает — отбросить. Всё! Весь секрет! Я не мог паниковать, потому что был изначально не так устроен, плюс специальная тренировка. Если бы я МОГ вести себя иначе, меня не допустили бы к полётам. Я ответил?
