Он помолчал, разглядывая свою руку, потом произнес:
- Что ж, и я ведь уже старше собственного отца, моя Гвенвифар... Не думаю, что Моргейна явилась сюда со злом. А если она и попыталась что-то сотворить, святое видение наверняка помешало ей.
И Артур умолк. Гвенвифар женским чутьем поняла, что Артуру не хочется сознаваться вслух в том, что он по-прежнему любит Моргейну и скучает по ней.
"Сколько же за эти годы набралось такого, о нем я не смею говорить с Артуром или он со мной... Ну что ж, по крайней мере, сегодня мы поговорили о Ланселете и любви, что связывает нас всех". И Гвенвифар показалось, что эта любовь была величайшей в ее жизни истиной, что любовь нельзя ни взвесить, ни измерить, ни поделить, кому сколько причитается, что это вечный, не ведающий границ поток, что чем сильнее она любит, тем больше любви даруется ей - как было даровано в сегодняшнем видении, как даровала она теперь любовь всем вокруг.
И даже к мерлину она сегодня относилась с теплом и нежностью.
- Смотри-ка - Кевин никак не может справиться со своей арфой. Может, послать кого-нибудь, чтоб помогли ему?
- Зачем? - с улыбкой отозвался Артур. - Ведь Нимуэ уже взяла его на свое попечение.
И снова Гвенвифар затопила любовь - на этот раз к дочери Ланселета и Элейны, двух самых дорогих ей людей. Нимуэ поддерживала мерлина под руку... Совсем как в старой истории о том, как девушка заблудилась в диком лесу и полюбила чудовище! Но сегодня Гвенвифар любила даже мерлина, и ей приятно было видеть, что и он не остался без помощи и поддержки.
Камелот опустел. С каждым днем королева все сильнее привязывалась к Нимуэ - как к дочери, которой у нее никогда не было. Девушка всегда внимательно выслушивала Гвенвифар, тонко льстила ей, постоянно была под рукой. И лишь одно не нравилось королеве - Нимуэ проводила слишком много времени, слушая мерлина.
- Дитя, он может ныне именовать себя христианином, - как-то предостерегла ее Гвенвифар, - но в глубине души он остается язычником, приверженцем тех самых варварских друидских обрядов, от которых ты отреклась. Ты же видела змей у него на руках!
Нимуэ провела ладонью по своему атласному рукаву.
- Но ведь их носит и Артур, - мягко сказала она, - и я тоже могла бы их носить, кузина, не узри я ярчайший свет. Мерлин мудр, и во всей Британии не найти более искусного музыканта.
- А кроме того, вас объединяет Авалон, - заметила Гвенвифар несколько более резко, чем намеревалась.
- Нет-нет! - возразила Нимуэ. - Прошу тебя, кузина, никогда не говори ему об этом! Мы с ним не были знакомы на Авалоне, он вообще меня не видел, и мне не хочется, чтоб он считал меня отступницей...
Девушка казалась столь обеспокоенной и несчастной, что Гвенвифар ласково произнесла:
- Что ж, раз ты так хочешь, я ничего не стану ему рассказывать. Я даже Артуру не сказала, что ты приехала к нам с Авалона.
- И я так люблю музыку и арфу, - жалобно протянула Нимуэ. - Ну, как же я могу не разговаривать с ним?
Гвенвифар снисходительно улыбнулась.
- Твой отец тоже хорошо играет на арфе. Как-то раз он упомянул, что мать дала ему в руки арфу еще тогда, когда он не мог удержать даже игрушечного меча, и показала, как нужно играть.
Я бы куда лучше относилась к мерлину, если б он удовольствовался своей музыкой и не стремился к роли советника Артура. - И, содрогнувшись, она добавила: - Мне этот человек кажется чудовищем!
- Мне очень жаль, кузина, - упрямо сказала Нимуэ, - что он внушает тебе такие чувства. Ведь не его вина, что он стал таким... Я уверена: если б не это несчастье, он был бы красивым, как мой отец, и сильным, как Гарет!
Гвенвифар потупилась.
- Я знаю, мне следовало бы быть милосерднее... Но я с детства питаю отвращение к уродливым людям. Я даже подозреваю, что выкидыш со мной случился именно потому, что я принуждена тогда была часто видеть Кевина. Если Господь благ, не значит ли это, что все, от него исходящее, должно быть прекрасным и совершенным, а все уродливое и безобразное - работа нечистого?
- Нет, мне так не кажется, - сказала Нимуэ. - Ведь в Священном Писании говорится, что Бог посылал людям испытания - поразил же он Иова проказой и язвами, а Иону проглотила огромная рыба. И я часто слышала, что избранные им люди, и даже сам Христос, много страдали. Ведь должно быть, на то была воля Божья, чтоб эти люди претерпели больше прочих. Может быть, Кевин искупает какой-то великий грех, совершенный в прошлой жизни...
- Епископ Патриций говорит, что все это - языческие вымыслы и доброму христианину не следует верить в эту гнусную ложь, будто мы много раз рождаемся на свет. Ведь как же мы тогда попадем на небеса?
Нимуэ улыбнулась. Ей вспомнилась Моргейна. "И чтоб я больше никогда от тебя не слышала "отец Гриффин говорит"!" Она бы с удовольствием сказала Гвенвифар что-нибудь в этом духе, но приходилось сдерживаться.
- Но как же, кузина, - ведь даже в Священном Писании рассказывается, как люди спрашивали у Иоанна Крестителя, кем он был раньше. Некоторые говорили, будто Иисус Христос - это вернувшийся пророк Илия, а Христос на это ответил: "Правда, Илия должен прийти прежде и устроить все; но говорю вам, что Илия уже пришел, и не узнали его". И люди знали - в Писании так сказано, - что он говорил об Иоанне. И если сам Христос верил, что люди рождаются вновь, как же нам в это не верить?
Гвенвифар искренне удивилась. Как же случилось, что Нимуэ, выросшая на Авалоне, так хорошо знает Священное Писание? А ведь и Моргейна хорошо его знала - даже, пожалуй, лучше самой Гвенвифар....
- Мне кажется, - сказала Нимуэ, - что священники не хотят, чтоб мы думали о других жизнях, потому что желают, чтоб мы именно в этой старались стать как можно лучше. Ведь многие священники уверены, что конец мира близок, и Христос придет снова, и потому боятся, что если люди станут откладывать добрые дела на другую жизнь, то не успеют к приходу Христа достичь совершенства. Ведь если б люди знали, что впереди у них другие жизни, разве стали б они сейчас так трудиться над собою?
- Мне это кажется опасной идеей, - возразила Гвенвифар. - Если люди будут верить, что спастись суждено всем, - если не в этой жизни, так в следующей, - не станут ли они грешить еще больше, в надежде, что со временем милосердие Господне все равно восторжествует?
- Боюсь, что ни страх перед священниками, ни перед гневом Господним, ни еще перед чем-нибудь не помешает людям грешить, - сказала Нимуэ. - Мне кажется, тут поможет лишь одно - если люди за многие жизни наберутся мудрости и поймут, что в грехах нет никакой пользы, а за всякое свершенное зло рано или поздно придется расплатиться.
- Тише, дитя! - воскликнула Гвенвифар. - Вдруг кто услышит, что ты изрекаешь такую ересь! Хотя и вправду, - добавила она мгновение спустя, после Пасхи мне кажется, что любовь и милость Господня не ведают пределов, и, быть может, Бога не так уж тревожат грехи, как стараются убедить нас некоторые священники... Кажется, теперь и я тоже впадаю в ересь!
