В час общего уныния Сирано де Бержерак явился в палатку капитана де Карбон-де-Кастель-Жалу.
- Господин капитан! Наши гасконцы готовятся есть собственные ботфорты, имеющие иное назначение, что вызывает у меня отвращение и, как мне кажется, не вяжется с хорошим воспитанием господ гвардейцев.
- А что ж нам делать с их крестьянским или дворянским происхождением? - развел руками капитан. - На такой чертовой пахоте, - и он указал рукой на изуродованное у крепостных стен поле все в черных полосах вырытой земли и язвах от пушечных ядер, - только человеческие кости вырастают!
- Прежде чем штурмовать стены Арраса, мне кажется, капитан, надо пробить кольцо блокады.
- А что! Мысль, право, недурна! - оживился капитан. - Только вот у генерала Гарсиа людей втрое больше, чем у нас.
- Зато храбрости втрое меньше, притом испанцы на чужой земле, а она всегда горит под ногами!
- Я пошлю гонца к маршалу. Если он даст согласие, то включу вас, де Бержерак, в ударный отряд, который пойдет в бой с вашей песней.
- Благодарю, капитан, - поклонился Сирано. - Интересно, не тот ли это генерал Гарсиа, который командовал испанцами в Папской области?
- Я не представляю, господин де Бержерак, кто бы мог его там видеть, - отозвался де Карбон.
- Зато я знаю тех, кто встречался с его стрелками.
- У вас, надеюсь, будут все основания в этом удостовериться. Во всяком случае, если генерал Гарсиа со своим войском переброшен сюда из Италии, то, надо думать, дела Испании в затяжной войне нельзя считать блестящими, - сделал глубокомысленный вывод господин де Карбон.
- Я постараюсь, капитан, получить ответ на эти вопросы из первых уст, - снова поклонился Сирано де Бержерак и, церемонно сняв шляпу, удалился, произнеся обычное: - Ваш слуга!
Гонец гасконцев тотчас отправился верхом вдоль кольца осаждавших, чтобы получить у маршала разрешение на вылазку гасконцев.
Он вернулся только к вечеру, с простреленной шляпой, измученный и голодный, даже у маршала его ничем не угостили. Гонцом этим был Лебре.
Несмотря на усталость, он бодро воскликнул, оказавшись среди гасконцев.
- Виват! - Лицо его, всегда круглое и приветливое, сейчас хоть и осунулось, но в улыбку расплылось, как прежде, в добродушную и сияющую. Разрешение на вылазку дано! Если бы у меня кто-нибудь спросил совета, то я приурочил бы наше нападение на испанцев ко времени их обеда. Мне очень хочется пообедать у их стола, даже не будучи приглашенным, ибо я обожаю испанскую кухню. У нас дома держали кухарку-испанку. Как она готовила! Как готовила! Усы проглотишь!
- Замолчи ты, сирена мифическая, только не в море плавающая, а в курином бульоне, - вмешался Сирано.
- Не говори при мне о курином бульоне! - вздохнул Кола.
Капитану де Карбону предложение Лебре показалось заманчивым.
- Клянусь своей шпагой, наши гасконцы уподобятся голодным львам, их в бой толкнет не только отвага и песня, но и желание пообедать. Готовьтесь, я сам завтра поведу вас всех!
Сигналом для прорыва блокады, как ни странно это покажется, стал не звук трубы или барабанный бой, а запах испанской кухни, доносимый ветром до изголодавшихся гасконцев.
С криком "Наша родина - Гасконь!" они бросились на расположение испанцев, которые действительно были заняты поглощением вкусно приготовленного обеда.
Генерал Гарсиа, бывший губернатор Мексики, разделял свою трапезу с неизменным своим помощником капитаном Диего Лопесом.
На столе, накрытом вышитой индейскими рукодельницами скатертью, заманчиво дымились зовущие к себе яства. Бывший губернатор ценил удобства и всюду располагался согласно укоренившимся привычкам. Так, на стене дома изгнанного крестьянина висел отнятый у индейцев майя и преподнесенный ему Лопесом ковер из птичьих перьев, вывезенный из сельвы, а на ковре красовался острый индейский нож мачете, без которого невозможно пробиться в дремучей чаще лиан, годившийся, кстати сказать, и в качестве метательного оружия. Так, капитан Диего Лопес столь искусно метал его, что разрезал птицу на лету.
Не успели генерал с капитаном прикоснуться к блюдам, внесенным преданным капралом Карраско, как снаружи донеслась бравурная и незнакомая песня, шум, гам, а вслед за тем дверь в квартиру генерала распахнулась, и в нее ворвался Сирано де Бержерак.
- Шпага, конь, Гасконь, отвага! - крикнул он, грозя оружием.
Бывший тореадор Карраско во второй раз в жизни оказался безоружным перед "разъяренным быком", который на этот раз не поднял его на рога, а пронзил сталью.
Мгновенья было достаточно Диего Лопесу, чтобы выскочить из-за стола и обнажить шпагу.
В суеверном страхе он узнал в нападающем носатого защитника дома французского посланника в Риме. И этот французишка, несмотря на собственные похороны, снова жив и здоров! И он бросился на привидение как на исчадие ада, воплотившегося во врага, но шпага его, как от удара тяжелым рыцарским мечом у самой рукоятки, вырвалась из его руки и, со звоном разбив стекло, вылетела в окно.
Лопес проворно отскочил в сторону, подставив под удар своего генерала, который успел подняться и выхватить клинок.
Его шпагу Сирано не стал выбивать, он сразил тучного генерала прямым ударом в грудь.
Лопес же схватил с ковра из перьев мачете, которым так ловко владел в Америке, и метнул его в Сирано.
Реакция Сирано была молниеносной, он отклонился от смертельного удара, но острый, изогнутый дугой мачете, с жужжанием вращаясь, все же скользнул по его лицу, начисто срезав на лбу, выше бровей выступающую часть носа. Кровь залила Сирано глаза. Он видел противника сквозь кровавую пелену.
Однако она не помешала ему нанести разящий удар, положивший конец преступной жизни Диего Лопеса, по которому плакал топор андалузского палача и кандалы каторжника в Генуе, не говоря уже о проклятиях коренных жителей Америки за его гнусные деяния, которые губернатором Мексики Педро Гарсиа преступлениями не считались.
В дверях показался Лебре.
Сирано сорвал с груди убитого генерала салфетку и приложил ее к своему изуродованному лбу.
- Надо остановить кровь! - закричал Кола. - У меня есть отличная мазь, этот бальзам приготовляла кухарка, которая, возможно, была испанской ведьмой. Помнишь, еще в детстве мазь останавливала кровь, когда мы разбивали носы?
Лебре выхватил из кармана склянку с бальзамом и проворно сделал повязку Сирано, которая почти закрыла ему глаза.
Все же он не захотел остаться в доме, когда снаружи доносился шум еще не кончившегося боя.
Он выскочил наружу и вместе с гасконцами стал теснить расстроенные ряды испанцев.
Потеряв командиров, не получая приказов, те все больше терялись, стали отходить и наконец обратились в бегство.
