А главное, слышали.
Черные скалы. Сумрачные пески.
А на фоне выжженного латунного неба под растрескавшимися доисторическими скалами — маленький геолог Сеня Шустов, ужасной целеустремленностью напоминавший пастухам средневекового монаха.
Безумная жара, от которой балдели даже черепахи.
Медлительно пробираясь по каким-то своим делам, черепахи упирались лбами в камень и подолгу перебирали конечностями, буксуя в песке, как маленькие плоские сковороды. Никак до них не доходило, что неожиданное препятствие можно обогнуть. А маленький геолог Сеня Шустов, расставив кривые ноги, стоял под растрескавшимися скалами и, выбрав момент, выпаливал из ракетницы прямо в нависшую над ним расшатанную временем каменную стену.
Грохот, гром.
Шлейфы рыжей сухой пыли.
Лавина черных камней срывалась со стен.
Чудовищные глыбы с грохотом катились на Сеню. Еще мгновение — и геолог будет раздавлен мертвыми глыбами. Но как раз в это самое последнее мгновение крошечный человек выкрикивал:
— Бре-е-ежнев… жеребец!
Резонируя с рушащимися со скал камнями, высвобождаемая Сеней Шустовым латентная энергия живого разумного существа творила чудеса настоящие. Ведь (не забывайте) на дворе стоял 1981 год, как сейчас говорят, самый пик застоя.
В научной литературе, лаконично объяснял Сеня свое открытие далекому литовскому другу, не раз отмечался тот факт, что незадолго до землетрясения даже самые дурные собаки начинают выть, коровы мычать, ослы прямо заходятся в истеричных воплях, ящерицы и змеи выползают на горизонтальные плоские поверхности, то есть каждый живой организм в меру своих сил и возможностей пытается выразить раздирающие его чувства. И дело не просто в слепом инстинкте. Животные, повинуясь каким-то еще неизвестным законам, стараются обратить скрытую энергию своих организмов на грозящую им смертью опасность.
Правда, делают это вразнобой.
А вот если бы вместе…
— Бре-е-ежнев… жеребец!
Указанную формулу Сеня Шустов вывел эмпирически.
Он множество раз рисковал жизнью под Черными останцами, перебирая ряд известных имен — от Иуды до Македонского, от Торквемады до Ленина. Даже имя любимого Ганнибалова слона выкрикивал.
Эффективным, впрочем, оказался только указанный звукоряд.
Сеня был убежден: сумей за секунду до катастрофического землетрясения все коровы, петухи, собаки, лошади, овцы, а с ними, понятно, люди прокукарекать, пролаять, промычать, проржать, проблеять, проорать это сакраментальное «Бре-е-ежнев… жеребец!», даже самое страшное стихийное бедствие отступило бы.
«Ваш этот снова кричал, — сочувственно докладывали местные пастухи парторгу Геологического управления. — Сильно кричал. Верблюды бледнеют».
Парторг был умница, он все про всех знал. «Даже верблюды?» — понимающе переспрашивал.
«Даже верблюды».
«А чего кричит-то?»
«С ума спрыгнул», — осторожно отвечали пастухи.
На том беседа и кончилась. А Сеню вызвали на ковер.
— Ты, Семен, человек беспартийный, — прямо сказал парторг. — Не надо тебе больше ездить к Черным останцам. Ты там кричишь, пастухи боятся. Лучше почитай «Историю КПСС», там все написано.
И спросил:
— Сколько лет не был в отпуске?
— Лет пять. Может, шесть.
— Вот видишь, переутомление. Это от нашего солнца. Читал труды лжеученого Чижевского? — Ответа парторг на всякий случай не стал ждать. — Усталость накапливается в организме. А за усталостью что следует? Правильно. Потеря контроля. Так что подавай заявление. Мы подыскали для тебя один тихий неприметный пансионат. Вернешься в Учкудук другим человеком.
И пастухи к этому времени отойдут, — добавил парторг загадочно.
Сеня согласился.
Собственно, звуковой ряд он уже нашел.
Оставалось оснастить открытие солидным математическим аппаратом.
Поэтому он без всяких возражений улетел в Ташкент, а оттуда в старинный русский городок на реке Великой.
Пансионат Сене понравился.
Большая светлая комната, телефон с выходом на междугороднюю линию, удобства во дворе, отсутствие скорпионов. Бегали по столу тараканы и под дверь дуло, но это ничего. Сене не мешал даже выскочивший на щеке флюс. Заперев дверь, он часами сидел за рабочим столом, разрабатывая сложный математический аппарат, а вечером бегал на берег старинной русской реки Великой проверять эффективность выведенной формулы. О полученных результатах, как уже было сказано, он написал только своему литовскому другу. Римантас, правда, посоветовал Сене не торопиться с обнародованием полученных результатов. Даже указал на опыт Чарльза Дарвина, который, как известно, тянул с публикацией своей знаменитой работы, пока ему не стали наступать на пятки.
У нас наступать на пятки не будут, просто написал Страздис, у нас яйца оторвут.
Это он так шутил.
Посмеиваясь, Сеня бежал под грузовой мост, переброшенный через реку Великую.
Перебросили мост через реку еще до революции 1917 года, но до сих пор по нему сплошным потоком шли тяжелые грузовики, трактора, легковые автомобили. «Там авиаторы, взнуздав бензиновых козлов, хохощут сверлами, по громоходам скачут», — писал знаменитый русский поэт, бывавший на реке Великой. Старинные каменные быки напрягались, клепаные металлические фермы стонали от напряжения. Сеня неторопливо спускался под мост, уверенно утверждался на гальке плоского берега и, выждав самый напряженный, самый тревожный момент, когда, казалось, тяжести ревущих автомобилей не выдержат больше ни быки, ни клепаные фермы, ровно выкрикивал:
— Бре-е-ежнев… жеребец!
Мост замирал.
Замирали каменные быки.
Замирала сама река Великая, как бы вдруг задумываясь: собственно, в каком направлении ей течь теперь?
А если бы формулу Сени одновременно прокричали все жители старинного русского городка?
Взлохмаченный, с флюсом на щеке, но довольный Сеня возвращался в пансионат.
Он смотрел на звезды, отраженные в ночной реке, на сонные огоньки уснувшего мирного городка и торжествовал. Человек сильнее природы, ум выше косной материи! Леониду Ильичу, может, неприятно будет услышать свою фамилию в таком вот контексте, но ведь это все на благо людей, он поймет.
Научная формула!
— Войдите! — ответил Сеня на поздний стук в дверь.
На пороге уютной комнаты нарисовалась миленькая девушка-доктор в беленьком халате ниже колен. Из-за круглого плечика с острым любопытством выглядывали зверовидные санитары.
— Товарищ Шустов?
— Ну да. Конечно. Я самый.
Миленькая девушка-доктор в беленьком халатике дружелюбно кивнула:
