Он обернулся и посмотрел на огни платформы для обозрения, висящей над руинами Токио, как огромная светящаяся рыба. Ему вдруг стало страшно и захотелось вернуться, но ноги сами забили по воде, увлекая его в противоположную сторону…
Юноша плыл и плыл… Постепенно пейзаж под ним становился все более диким, появились рифы и глубокие ущелья… Торчали шипами мертвые остовы наземных растений… Едва заметные белесые пятна на склоне какого-то холма — должно быть, кости наземных животных, загнанных и убитых наступающим морем…
Юноша плыл всю ночь. По дороге он три раза останавливался передохнуть и подкрепиться сладким желе и пойманными рыбешками. Он никогда раньше не плавал так долго без скутера и теперь от усталости не чувствовал ни рук, ни ног. Но он продолжал плыть и на рассвете, наконец, достиг цели. Дно здесь поднималось и выступало над водой. Это и была суша. Маленький островок в полкилометра окружностью, едва выдвигавшийся над поверхностью моря.
Напрягая последние силы, он выполз из воды. В своем воображении он представлял себе, как встанет во весь рост и услышит музыку ветра, но едва он покинул море, как вся тяжесть мира вдруг навалилась на него. Он приник к земле и не мог пошевелиться. С огромным трудом он смог поднять один палец. И вдобавок было страшно тяжело дышать, словно во время спортивной борьбы, когда запрещенным приемом зажимают жабры. Но он не обратил на это внимание, ведь кислород есть и в воздухе.
А желанный ветер дул. Ветер коснулся его глаз, и, как будто в ответ, из глаз что-то полилось. Он был доволен. Это слезы. Значит, “болезнь суши”… Ему уже не хотелось двигаться.
Очень скоро он перестал дышать.
Сменили друг друга несколько десятков дней и ночей. Море поглотило и этот маленький островок. Труп юноши еще долго качался на волнах.
А я? Я могу поднять палец? — подумалось мне. Нет, кажется, не могу. Пальцы тяжелы, словно свинцовые. Как у этого подводного мальчика, который выполз на берег.
Где-то далеко раздался гудок электрички. С грохотом проехал грузовик. Кто-то тихо кашлянул. Потом, наверное от ветра, дважды сотряслись стекла в оконных рамах.
К двери, словно прилипая к полу, медленно приближались шаркающие шаги моего убийцы в брезентовых туфлях. Я все еще никак не мог поверить… Неужели человек имеет обязательства только потому, что существует?.. Да, вероятно, так, в споре между отцами и детьми судят всегда дети… Созданные судят создателей, что бы там создатели ни думали, это, вероятно, закон действительности.
Шаги остановились за дверью.
Есть пословица: за двумя зайцами погонишься. Ни одного не поймаешь. Но я, вероятно, жаден от природы, я не мог примириться с тем, что нельзя поймать сразу двух зайцев, а потому придумал способ слить двух зайцев в одного. Уж одного-то зайца поймать не так трудно. Но поскольку этот мой заяц состоит все-таки из двух, тело его как бы сшито из двух частей, причем шов сам бросается в глаза. На вид мой заяц неказист, да с этим уж ничего не поделаешь. Впрочем, если разрезать его по шву, то каждая половина в качестве отдельного зайца могла бы с успехом иметь самостоятельное хождение. Таким образом, моего сборного зайца можно использовать дважды. Например, при переписке двух корреспондентов. Один пошлет другому. первую половину, другой в ответ пошлет вторую. Все равно хуже, чем при погоне за двумя зайцами, не будет.
Итак, намереваясь, по пословице, сбить одним камнем двух птиц, я презентую переднюю часть своего составного зайца любителям научной фантастики, а заднюю часть — любителям детектива.
Прошу вас, Кимура-сан, мы ждем вашего рассказа… Да, одну минуту! Пока вы будете излагать первую, научно-фантастическую половину рассказа, вам, пожалуй, лучше не говорить, кто вы такой… До второй половины будьте простым, незаинтересованным рассказчиком.
Понятно. Итак, господа, по желанию автора я не стану представляться вам, пока не подойду ко второй, детективной части рассказа. Заметьте, однако, что рассказ этот странен и удивителен, какова бы ни была моя профессия. Мало того, соль первой половины рассказа не имеет никакого отношения к моему существованию… Вернее, мое существование можно совершенно игнорировать… Впрочем, довольно предисловий. Э-э… Коротко говоря, вся эта история… Если рассказывать все по порядку… Э-э… Скажите, приходилось ли вам слышать когда-либо о “Плане Т”? Нет? Ну, тогда о плане “Тотаско”? Тоже не слыхали? Ну, а если я скажу, что “Тотаско” — это сокращение от слова “Тоталоскоп”? Уж теперь-то вы должны вспомнить… Что? Объемное кино? Нет, нет, ничего подобного. Сказать так — это все равно, что вообще ничего не сказать… Идея тоталоскопа на сто голов выше первобытной идеи объемного кино. Начнем с того, что изображение в объемном кино, как бы реалистично оно ни выглядело, проецируется на экран, который всегда находится вне зрителя. Это всего лишь развитие идеи старинного плоского кино. Другое дело — тоталоскоп. Тут экран создается внутри зрителя. Понимаете? Внутри! Тоталоскоп коренным образом отличен от кино, воздействующего на элементарные органы чувств: на зрение, слух, обоняние. И если уж говорить о кино, то слово “объемное” следует заменить словом “совершенное” или “абсолютное”.
Дело в том, что тоталоскоп одновременно и всесторонне воздействует на всю сенсорную систему человека, на все его нервы, ведающие ощущениями и восприятиями. В тоталоскопе зритель не просто слушает и смотрит то, что ему демонстрируют, он воспринимает действие как участник его. В тоталоскопе изображение передается не светом и не звуком, а электрической стимуляцией непосредственно клеток головного мозга и нервов. А кинопленку в нем заменяет род магнитной записи, которая переводит изображение на язык напряжений, частот и интенсивностей.
“План Т” можно было бы назвать квинтэссенцией последних достижений науки. Он предусматривал использование всех новейших открытий в области нейрофизиологии и электроники. Компания “Тоё-эйга” вложила в него деньги и вот за три года до описываемых событий начала его осуществлять. Работы велись в строжайшем секрете. Но полностью тайну соблюсти не удалось. Да это и понятно. Разве можно сохранить в тайне создание чудодейственного средства, воскрешающего кинопромышленность, которая погибает в конкурентной борьбе с телевидением? И не удивительно, что “План Т” вскоре подвергся всевозможным давлениям извне. Особенно тяжело было с капиталовложениями. Чтобы выйти из тупика, президент компании “Тоё-эйга” господин Куяма решил основать отдельное акционерное общество “Т”, во главе которого он поставил некоего господина Уэду, одного из преданных ему директоров-распорядителей.
