Ознакомительная версия.
— Отличники, — поправил я, и две девушки сразу поскучнели, зато курносая толстушка расцвела майской розой.
— А работа здесь или за рубежом? — деловито поинтересовалась она. — Налево, пожалуйста.
Мы свернули с лестницы в длинный коридор, скупо освещаемый дневным светом из небольших окон над дверями аудиторий и лабораторий.
— В родной стране, — ответил я, однако заметив, как скривилась отличница, многозначительно добавил: — Но возможны командировки в Соединенные Штаты, Великобританию, Францию...
Хотел упомянуть Сейшельские острова, но решил не переигрывать.
Дверь ближайшей лаборатории открылась, из нее на шум в коридоре выглянула моложавая женщина в накрахмаленном, немыслимой белизны халате и строго посмотрела на нас сквозь толстые линзы очков.
Я хотел, как бы не замечая, пройти мимо, но не тут-то было. Женщина всмотрелась в меня и вдруг расплылась в улыбке.
— Денис? Егоршин?
От неожиданности я споткнулся на ровном месте, остановился и всмотрелся в ее лицо. Бог мой, да это же моя сокурсница! Как же ее звали? Зайчиком, кажется... Тьфу ты, как ее настоящее имя?
— Алена! — вспомнил наконец. — Сколько лет, сколько зим! — Я повернулся к студенткам. — Спасибо, дальше я сам.
Однако студентки и не думали уходить. Тогда Алена строго посмотрела на них и приказала:
— Чего прохлаждаетесь? Марш заканчивать лабораторные! Кто сегодня не сдаст, на зачет может не надеяться.
— Алена Викторовна... — заканючили студентки, жалобно поглядывая на меня. — Можно мы...
— Никаких разговоров! — прикрикнула Алена, загнала второкурсниц в лабораторию и закрыла за ними дверь. Затем повернулась ко мне. — Какими судьбами к нам? Пополнел, на жизнь, судя по одежде, не жалуешься...
— А ты все такая же, ничуть не изменилась, — польстил я. — И халат, как всегда, белоснежный.
— Так уж и не изменилась, — поджала губы Алена, но по лицу было видно, что комплимент достиг цели. — Видишь, очки ношу, да еще с какими линзами.
— Очки тебе к лицу, — снова польстил я. — Строгость придают. Студенты наверняка на цыпочках ходят.
— С ними иначе нельзя. — Алена зарделась от удовольствия, и я понял, что сейчас ей редко отпускают комплименты. — Идем, перекурим, как в молодости? Минут десять у меня найдется, пока мои охламоны лабораторными работами заняты.
— Я давно бросил.
— А я все никак. — Она достала из кармана пачку сигарет. — Идем на крыльцо, здесь нельзя.
Мы вышли на крыльцо, Алена закурила и жадно затянулась. Пальцы у нее дрожали, и я понял, что семейная жизнь у Алены так и не сложилась. «А ведь в молодости у нас что-то было», — вспомнил я. Для меня это был эпизод, а для нее, похоже, иначе.
— Так какими судьбами к нам? — натянуто повторила она и стрельнула в меня глазами сквозь толстые линзы очков. Взгляд получился ищущий, по-женски жалобный. — Чего это мои студентки вертелись вокруг тебя?
— Подшутил над ними, — признался я. — Сказал, что представляю солидную фирму, которой нужны специалисты-химики. Заключаю выгодные контракты со студентами.
Мы посмеялись.
— А что делаешь здесь на самом деле?
— Разыскиваю вашего стеклодува.
— По делу? — Алена посмотрела на меня поверх очков. — Или хочешь заказать самогонный аппарат?
— А что, заказывают? — удивился я. — Сахар сейчас дороже водки.
— Тоже мне химик! — фыркнула Алена. — Самогон можно гнать даже из табуреток.
— Какой из меня химик? Три неполных курса. Нет, я по другому поводу. По личному.
— Ты что, друг Андрюшки?
— Друг, не друг... — Я передернул плечами. — Приятель.
— Так ты ничего не знаешь?
— А что? Что-то случилось?
Алена погасила сигарету, бросила окурок в урну.
— Сын у него умирает, — глухо сказала она, не глядя на меня.
— Что?! — оторопел я.
— Пятнадцать лет... Рак... — Алена исподтишка бросила на меня взгляд и тут же отвела его. — Четыре года назад жена умерла, теперь сын. Наследственность...
Я тупо покивал.
— Пойду, а то мои охламоны лабораторию разгромят, — сказала Алена, но не двинулась с места.
Я снова покивал.
— Слушай... — Она тронула меня за рукав. — Понимаю, что не к месту, но... У нас в этом году двадцать лет окончания института. Отмечаем в конце мая, на День химика. Ты приходи, а?
— Я же с вами не заканчивал... — отстраненно сказал я.
— А ты все равно приходи. Учились-то вместе.
— Постараюсь, — уклончиво, чтобы не обижать бывшую сокурсницу, пообещал я.
— Не забывай нас. — Алена открыла дверь. — Пока.
— Пока…
Оставшись один, я тяжело вздохнул и зябко повел плечами. Кто бы мог подумать, что у Андрея такое? Мы с Мироном были уверены, что у него жена мегера, поэтому он ничего не рассказывает о семье. А выходит... Теперь понятно, почему Андрею было наплевать, кто заказывает стеклянные глаза и платит за работу. В его положении и дьяволу душу продашь.
Смеркалось. С сосулек на бетонном козырьке над крыльцом капала талая вода, небо вновь заволокли тучи, было сыро, холодно и мерзко, как и у меня на душе. Что же это такое происходит? Как кто соприкоснется с объектом, так на его голову обрушиваются семь несчастий...
Между корпусами университета никого не было, в окнах начал зажигаться свет, двор постепенно заволакивало промозглым туманом. По такой погоде только вешаться.
Я спустился с крыльца, прошагал к стеклодувной мастерской и, презрев вероятность, что меня могут увидеть из окон, стремительно прошел сквозь дверь, даже не озаботившись, что могу расшибить лоб. Чему-то, кажется, научился.
Но не всему, так как вместо стеклодувной мастерской оказался в больничном коридоре. И уже не удивился. Выходит, мои перемещения в пространстве зависят не только от объекта, но и от того, о чем думаю. А мысли мои были об Андрее.
С серым безжизненным лицом и пустым взглядом он сидел на топчане у входа в палату, натруженные руки со следами ожогов безвольно покоились на коленях. По коридору сновали медсестры и монахини, но Андрей никого не замечал.
«Откуда здесь монахини?» — удивился я, но затем, заметив священника, понял, что попал в хоспис при Святогорском монастыре, где содержались безнадежно больные. Первым побуждением было тихонько развернуться и уйти, но потом я устыдился. Что же это с нами делается — как у кого-то радостное событие, так все тут как тут, готовые праздновать, а как горе — никого рядом нет?
Я подошел к Андрею, присел на топчан, пожал ему руку. Слов у меня не было.
Андрей посмотрел на меня потухшими глазами.
— Спасибо.
Голос прозвучал глухо и безжизненно.
Ознакомительная версия.
