– Марина, – Гриффс замер, словно его вдруг посетила какая-то неожиданная мысль, затем он продолжил, – у меня к вам просьба, подготовить к исследованию одну пациентку…
– Конечно, но ведь в этом и состоят мои обязанности…
– Да, но тут особый случай. Похоже, эта девушка смертельно боится мужчин. При этом, судя по всему, еще вчера она была вполне современной, неплохо образованной и в меру раскованной особой.
– Что же с ней произошло?
– Она недавно закончила академию художеств, говорят, не лишена таланта, участвовала в ежегодном конкурсе молодых художников и один раз стала обладательницей гран-при, в выставочном зале академии есть несколько ее работ. Кстати, именно в этом зале все и началось. Собственно, это не один зал, там есть несколько галерей и еще каминная комната…
– Да, я знаю, очень занятное место, там словно попадаешь в другой мир, или, по крайней мере, в другое время.
– Так вот, над камином висит картина Рамбье «Зеркало». Вы ее помните?
– Разумеется. Там изображена девушка, которая перед большим овальным зеркалом расплетает свою косу. Так?
– Расплетает или заплетает – это вопрос спорный, но я сейчас о другом. Камиллу, так зовут нашу пациентку, попросили сделать копию этой картины, обычный заказ, все студенты академии время от времени подрабатывают, делая копии известных полотен. Камилла почти закончила работу, но выставочный зал закрывался и служащий, который, кстати, прекрасно знал девушку, пришел, чтобы напомнить ей о времени. Он открыл дверь и увидел, что Камилла лежит на полу перед почти законченной своей работой. Ему показалось, что она не дышит, но когда прибыл врач, выяснилось, что это просто глубокий обморок. В больнице ее быстро привели в сознание, но, как выяснилось, не совсем. Она отказывается говорить, складывается впечатление, что наша речь ей попросту непонятна, особенно беспокойно девушка ведет себя в присутствии мужчин, в ее глазах появляется страх. Она совсем не реагирует на свое имя и боится вполне безобидных вещей. Но и это еще не все! Понимаете, здесь с ней стала работать доктор Сильвия Кранц. Она привела Камиллу в свой кабинет. Дело в том, что у Сильвии (она все же женщина) на стене висит зеркало, обыкновенное в стилизованной под серебряную ковку пластиковой раме. Когда наша юная пациентка увидела это зеркало, она устремилась к нему и стала вести себя более чем странно. Она сидит и смотрит в него, не на свое отражение, а именно в него, словно ждет чего-то. Если кто-либо пытается подойти к ней, она начинает дрожать всем телом, и мы опасаемся, что и без того далекое от идеала, ее состояние может ухудшиться.
– Да, но как же мы сможем…
– АПД уже установили в кабинете доктора Кранц, попробуйте надеть на Камиллу контактный обруч. Это нужно сделать осторожно, ее пугают незнакомые предметы, а этот… Ну, вы меня понимаете.
* * *
Несколько мгновений Марина рассматривала новую пациентку доктора Гриффса. Очень симпатичная миниатюрная девушка. Смуглая, с вьющимися темными кудрями, она сидела, обратив лицо к зеркалу. Ее большие черные глаза напряженно вглядывались в то, что там, за стеклом, было доступно только ее пристальному взору. Обе девушки видели друг друга, видели там, в зазеркальном пространстве.
Марина встала за спиной Камиллы и улыбнулась ее отражению. Затем она одела себе на голову контактный обруч АПД и повертела головой, словно примеряла украшение. После этого, сняв с себя обруч, она жестом предложила то же сделать Камилле. Несколько секунд прошли в напряженном ожидании… Но вот лицо девушки осветила улыбка, и она ободряюще кивнула Марине, позволив закрепить непонятное устройство на своей голове так, как это было нужно, чтобы начать сеанс регрессии. Через несколько секунд Камилла закрыла глаза, тело ее расслабилось, голова откинулась на спинку большого удобного кресла, в которое ее удалось переместить. Вошел доктор Гриффс и включил монитор.
ВЕДЬМА
На экране появилась каминная комната выставочного комплекса художественной академии. Камилла стояла у полотна и, напевая какой-то простенький мотивчик, уверенно и легко что-то подправляла на уже практически готовой картине. Что-то ее не совсем устраивало, и она пристально вглядывалась в то, что уже было на холсте. Похоже, ее не удовлетворило изображение зеркала. Кстати, кто видел оригинал, знает, что эта часть картины не слишком удалась и самому Рамбье. Но мастеров не судят по прошествии времени. Еще несколько попыток исправить этот изъян, казалось, ни к чему не привели. Но что это? Из картины вдруг вырвался самый настоящий огонь, через несколько мгновений он охватил все, что до этого было на мониторе, экран тут же погас.
Сначала даже показалось, что с АПД что-то не так, но потом доктор и его ассистентка хоть и с трудом, но разглядели жуткую картину, которую извлек из тайников подсознательного пациентки их аппарат.
Это помещение, которое нельзя было бы назвать иначе, чем подземелье или темница, ясно было, что это была тюрьма. И здесь вряд ли что-нибудь ведали о международном соглашении по поводу содержания лиц, лишенных свободы по решению суда.
Когда глаза немного привыкли к серо-коричневой цветовой гамме этого изображения, стали различаться детали: сырые, покрытые плесенью стены, по которым в некоторых местах стекали капли влаги, каменные плиты пола. И вдруг! На полу лежала женщина, худое, словно вытянутое тело которой прикрывали лохмотья, оставшиеся, видимо, от ее одежды. Она лежала на голых каменных плитах на спине. Волосы ее, длинные и темные, едва можно было разглядеть и отделить от причудливых теней, которые мелькали время от времени вокруг нее. Доктор Гриффс и Марина с ужасом поняли, что это были крысы. Казалось, что женщина мертва, но внезапно с экрана донесся ее стон, тихий и безнадежный, стон человека, который так давно уже страдает от боли, что почти привык к ней.
С тяжелым скрежетом открылась дверь и внутрь страшного помещения вошли двое. Они были одеты в бесформенные балахоны грязно-коричневого цвета с капюшонами, скрывавшими почти полностью их лица. Один из них подошел к узнице и ткнул ее ногой в бок. Женщина вскрикнула, коротко, по-птичьи.
– Жива, – удовлетворенно сказал один из вошедших.
– Ничего, ей недолго осталось, – заметил второй.
– Только ведьма и способна выдержать…
– Да она, поди, и не чувствует ничего, а стонет так, от злобы.
– Хватит болтать, бери ее, а то помрет, тяжелее будет.
На площади все уже было готово. Вокруг помоста толпился народ. Кому-то хотелось посмотреть на ведьму, кто-то ждал привычного зрелища. Но были в толпе и люди, на лицах которых застыли страх и отчаянье. Их было совсем немного, но глаза женщины, которая ожидала своей участи там, над толпой, находили безошибочно именно эти лица.
Жуткий ритуал шел своим чередом. Приговор, молитва, факел…
