Но дело мое не закончено, нет! Мирная жизнь далека, как мираж в пустыни. За границами подвластных мне земель есть новые враги. Их участь уже предрешена — они или склонятся перед моим девятихвостым тугом, или погибнут.
Жаль, я не увижу последнего похода. Жаль, что Великий мир на земле наступит уже без меня. Но дети мои и внуки и дети внуков сполна вкусят блага моих деяний. Я рад этому. Мне не страшно умирать. Жизнь моя прожита не зря. Только что я говорил со своими сыновьями, Толуем и Угэдэем. Я сказал им:
— Дети мои! Близок конец моего жизненного пути…
Я хотел сказать эти слова всем моим сыновьям, но Джагатай сейчас далеко отсюда, замиряет непокорных на берегах великой реки Хуанхэ, а Джучи, мой старший, властный, суровый Джучи… Увы мне, я не уберег его. Ныне он охотится в небесных угодьях, и Вечное Синее небо стало его отцом.
Своим преемником я назвал Угэдэя. Он не самый старший из братьев. Он не самый искусный в военном деле. Он не самый сильный телом и духом.
Но в нем единственном проявилась кровь Борджигинов. Угэдэй похож на меня в молодости. Впрочем, за одно лишь это я не стал бы доверять ему бразды правления. Угэдэй умен и рассудителен. Гнев его спрятан глубоко, а карающую руку он держит за спиной, вытянув вперед руку дарующую. Он будет хорошим государем над всеми монголами — и прочими народами.
Весть о моей кончине Угэдей и все остальные получат сегодня поздно ночью. Я слышу шаги, осторожные, мягкие шаги.
— Учитель, — тихо зовет меня вошедший. Это Елюй Чу-сай. Меня всегда смешила эта его манера называть меня «Учитель». Я знаю — на его родине так принято обращаться к тем, кто старше. На самом деле это он — мой Учитель. Учитель, советник, помощник и единственный после предательства Джамухи друг. Нет, не друг — у Потрясателя Вселенной не может быть друзей — но человек, которому я могу доверить свою жизнь.
— Учитель, — повторяет он. — Все готово. Ваш экипаж ждет…
Экипаж! Надо же! Я, Темуджин, рожденный монголом, дожил до того, что разъезжаю в экипажах, как какой-нибудь цзиньский вельможа. Но так надо — наглухо задернутые занавеси на окнах скроют меня от любопытных глаз.
Поднимаюсь, надеваю простой войлочный плащ, такой, как был у отца. Елюй Чу-сай хочет мне помочь и получает удар локтем. Я не собирался бить его, просто не надо мешать, когда Потрясатель Вселенной одевается. Да, я старик, но я Темуджин из рода Борджигинов!
Накидываю на голову клобук из конского волоса, полностью скрывающий лицо. У нас на Керулене такие носят, чтобы защититься от гнуса. Елюй Чу-сай идет впереди, зорко поглядывая по сторонам. Дневные стражники-турхауды стоят на лестнице с мечами наголо. Они не смотрят на меня. Турхауды кланяются только своему повелителю, Чингисхану. Человек в войлочном плаще и клобуке на голове для них — никто. Это хорошо.
Возок ждет во дворе. Тут уж без помощи Елюй Чу-сая мне не обойтись — ноги совсем не гнутся. Черная лакированная дверца закрывается, возница нахлестывает коней. Две сотни воинов поджидают нас за дворцовой оградой. Этих людей отбирал мой советник. У них вырезаны языки. Они способны сражаться даже мертвыми. Среди безъязыких нет ни одного монгола.
Мой последний поход начался.
На четвертый день пути мы подъезжаем к двум простым пастушьим юртам, примостившимся на уступе безымянной горы в отрогах восточного Тянь-Шаня. В это самое время пышная похоронная процессия с моим гробом подъезжает к главной ставке, Каракоруму. Там состоится погребение Чингисхана.
Всех возниц и слуг, сопровождавших меня в дороге, убивают. Чистый горный воздух бодрит мое дряхлое тело, не дает спать по ночам. Я лежу, укрывшись шубой из меха ирбиса, сжимаю в руке фигурку Волка, смотрю в темноту и вспоминаю китайского мудрец Чань-Чуня.
Мне сказали, что это самый ученый человек во Вселенной. Чань-Чунь прожил в моей ставке несколько лет. Мы часто беседовали. Он говорил занятные вещи об устройстве мира, о богах и героях прошлого, о человеке и его месте на Земле. Но я хотел услышать от мудреца главное — как достичь бессмертия. Смерть не страшила меня, нет. На небе меня ждали предки, ждал отец, шаман Мунлик и многие другие хорошие люди. Совсем другой страх овладевал мною, когда я думал о своей кончине.
Я не завершил земных дел. Я не покорил все земли и все народы. Всеобщий мир можно установить, только если все люди будут жить по одному закону и подчиняться одному правителю. Я создал такой закон, Великую Ясу Чингисхана. Я был таким правителем. Но земных дней моих не хватило, чтобы исполнить задуманное. Именно поэтому еще пятнадцать лет назад я повелел всем своим подданным искать средства, дарующие вечную жизнь.
Множество лекарей, знахарей, ведунов, шаманов, предсказателей и монахов побывало у моих ног. Помню одного хоросанца, старца с выкрашенной хной рыжей бородой, который принес мне стеклянный сосуд с водой. В воде плавали живые черви.
— Смерть, о, повелитель, наступает от того, что черви, живущие в теле человека, выедают его изнутри, — сказал он. — Я нашел лекарство против червей. Это шарики, скатанные мною из сурьмы, ртути и кристаллов серы. Смотри — я бросаю в сосуд один шарик и…
Черви действительно быстро погибли, и вода стала чистой. Поначалу я заинтересовался снадобьем хоросанца, но прежде чем проглотить первый шарик, приказал собрать из окрестных земель — а дело было в хорезмийском Мавераннахре — сотню стариков и испытать снадобье на них.
Все, кто проглотил хотя бы один шарик, через день умерли в страшных муках. Тогда я велел двум крепким воинам держать знахаря из Хоросана, и сам накормил его черными шариками досыта. Перед смертью хоросанец открыл свое истинное лицо. Брызгая кровавой слюной, он посылал на мою голову проклятия и клялся своим мусульманским богом, что его господин Джелал-ад-Дин доберется до меня и отрежет голову.
Отчаявшись обрести бессмертие, я спросил о нем у Чань-Чуня. Старый китаец развел руками.
— Господин, бессмертие есть только у души. Чем чище и совершение душа, тем ярче и возвышеннее будет твоя следующая жизнь.
— Душа подобна пару, — ответил я мудрецу. — Пар есть — но его нет. Он бесплотен и бессилен. В таком бессмертии нет смысла.
И тогда Чань-Чунь дал мне шкатулку, выстланную изнутри мехом звездного соболя. В ней лежал конь из серебристого металла. Я сразу понял, что он сродни моему Волку, но не имеет такой силы. Конь — всего лишь сосуд, способный сохранить слова и мысли, чтобы передать их другому.
Старец рассказал мне о древних богах, в незапамятные времена создавших подобные фигурки. У каждой из них есть особый дар. Волк, например, вызывает страх у врагов, а Конь может передать некое послание и привести своего обладателя к назначенному месту. Еще Чань-Чунь предостерег меня против демонов с прозрачной кожей и их помощников-людей.
