Будто он занимался чем-то недозволенным, подумал Джонни Бейкер. И попался на этом.
Государственная тайна, мать его так…
Тогда, находящиеся в Иудее, да бегут в горы.
Матфей. 24.
Секретарша была новая. Поэтому она не пустила Гарви на третий этаж здания Городского Совета Лос-Анджелеса, туда, где апартаменты начальства. Гарви не возражал. Другие тоже ждут, а что команда его в ближайшие несколько минут не появится — это уж точно. Гарви пришел слишком рано.
Гарви сел и занялся своей любимой игрой: принялся разглядывать окружающих. С большинством из них все было ясно. Торговцы, политиканы… — все собрались здесь, чтобы повидаться с одним из заместителей мэра или с кем либо из его высокопоставленных помощников. Одна девушка отличалась от прочих. Ей было что-нибудь лет двадцать, и Гарви не мог бы сказать — больше двадцати или меньше. На ней были джинсы и цветастая блузка — не слишком дорогие, не слишком дешевые. Она, не скрываясь, рассматривала Гарви, и не смутилась, не потупила глаз, когда он остановил на ней взгляд. Гарви пожал плечами и, перейдя все помещение, сел с ней рядом.
— Что такого интересного нашли вы во мне? — спросил он.
— Я вас узнала. Вы работаете на телевидении, делаете документальные фильмы. Сейчас я припомню, как вас зовут.
— Прекрасно, — сказал Гарви.
Она отвела взгляд в сторону. Потом снова взглянула на него. Чуть улыбнулась.
— Ладно. Так как вас зовут?
— Сперва назовите свое имя.
— Мэйб Бишоп, — выговор у нее был явно местный.
Гарви порылся в памяти.
— Ага. Народное лобби.
— Верно, — выражение ее лица не изменилось, что было странно. Средний человек, человек из толпы, должен быть польщен, если окажется, что известен на всю страну и документалист запомнил ее имя. Гарви еще продолжал удивляться, когда она сказала:
— Вы еще не представились мне.
— Гарви Рэнделл.
— Теперь моя очередь сказать «ага». Вы делаете фильмы о кометах.
— Правильно. Как они вам нравятся?
— Они ужасны. Представляют собой опасность. Глупы.
— Вы говорите без обиняков. Разрешите узнать, почему у вас сложилось такое мнение? — спросил Гарви.
— Пожалуйста. Вы отнимаете у пятидесяти миллионов полоумных последние остатки разума…
— Я не…
— Они будут перепуганы до смерти, а бояться следует не этой проклятой кометы! Кометы! Знамение небес! Предвестники бедствий! Средневековая чушь — и это в то время, когда именно здесь, на Земле, существует достаточно причин для тревоги, — она говорила в полный голос, с горечью.
— А чего же надо бояться? — с суфлерской интонацией спросил Гарви. На самом деле ему вовсе не нужен был ее ответ и, задавая вопрос, он мысленно уже обругал сам себя. Сработала, действующая автоматически, репортерская привычка. И беда в том, что он заранее наверняка знал, что она ответит.
Она и ответила.
— Пугает следующее: космические корабли, эти консервные банки, разрушительно действуют на атмосферу, уничтожающие озон, что ведет к развитию раковых заболеваний. Новый ядерно-силовой центр в долине Сан-Иоаквин, из-за него возникает радиоактивная пустыня — вокруг будет радиоактивная пустыня, на ближайшие полмиллиона лет! Огромные Кадиллаки и Линкольны сжигают миллионы и миллионы тонн бензина. Вот что требует внимания, вот с чем необходимо что-то делать, вот чего следует бояться. А вместо этого люди зарываются в подземные убежища: они боятся кометы!
— Вы во многом правы, — сказал Рэнделл. — Но даже если я, скажем, и не думал обо всем этом, тем не менее…
— Ах, вы не думали? А кто будет думать? — резко спросила она. В голосе ее звучали ненависть и готовность продолжать атаку.
Я, я, подумал Гарви. Иногда ему хотелось взять свою репортерскую объективность, присущую асу от телевидения, и, скатав поплотнее, засунуть куда по далее — так, чтобы и не достать обратно.
— Вот что я вам скажу, — заявил Гарви. — Люди — и не дураки — сжигают бензин (а машины у них действительно большие и комфортабельные) потому, что пока не хватает электрической энергии, необходимой для автомашин, работающих не на бензине, а на электричестве. Но люди не могут получить достаточно электроэнергии, потому что уже в зубах навязла чушь о том, что старые источники энергии лучше, но старые источники энергии истощаются, а проклятое дурачье мешает постройке новых ядерных электроцентров, с помощью которых нам удастся выбраться из тупика. — Гарви встал. — И если я еще когда либо услышу слова «консервные банки» или «озон», я разыщу вас, где бы вы не спрятались и просто таки уничтожу вас.
— Чего?!
Гарви, не отвечая, встал, вернулся к секретарше.
— Пожалуйста, сообщите Джонни Киму, что Гарви Рэнделл уже здесь, — сказал он, и голос его звучал повелительно. Секретарша с тревогой глянула на него и потянулась к интерьеру.
За спиной Гарви что-то несвязанно шипела Мэйб Бишоп — шипение это доставило Гарви большое удовольствие. Он подошел к двери, ведущей в начальственные апартаменты. Ждал. Через секунду раздался гудок. «Входите, мистер Рэнделл, — сказала секретарша. — Извините, что я заставила вас ждать…»
— Все нормально, — сказал Гарви. За дверью был длинный зал, по обе стороны его — кабинеты. Из одного из кабинетов вышел восточного вида человек неопределенного возраста, что-нибудь между тридцатью и сорока.
— Привет, Гарви. Долго ли эта дура заставила вас ждать?
— Не долго. Как поживаете, Джонни?
— Хорошо. Мэр на совещании — затянулось. Обсуждают проблемы развития города. Не возражаете, если подождете немного?
— Не возражаю… но скоро явится моя команда.
— Знаю, они скоро приедут, — сказал Джон Ким. Он был пресс-секретарем Бентли Аллена, кроме того, составителем его речей, а нередко и политическим советником. Гарви знал, что при желании Ким мог бы перебраться в Сакраменто или Вашингтон. Вероятно, если он останется с Бентли Алленом, то все равно окажется в одной из этих столиц. — Я распорядился, чтобы когда они появятся, их сразу пропустили. И проводили к служебному эскалатору.
— Спасибо, — сказал Гарви. — Они это оценят.
— Ха. Совещание заканчивается. Пока ваши люди не прибыли, пойдемте, переговорите с шефом, — и Ким повел Гарви вглубь зала.
Два кабинета. Один большой, уставленный дорогой мебелью и застеленный толстыми коврами. Со стен свисали знамена, повсюду памятные подарки, почетные значки, какие-то грамоты в рамках. Позади этого богато украшенного официального кабинета располагался второй, гораздо меньшего размера. Но письменный стол в этом маленьком кабинете был даже больше. На столе высокими кучами громоздились бумаги, доклады, книги, памятные и докладные записки, перфокарты «Ай-Би-Эм». На обложке некоторых докладных записок были вытеснены большие красные звезды. На некоторых по две красные звезды, на одной — три. Когда вошли Ким и Гарви Рэнделл, мэр как раз принялся за работу над этой запиской.