— Мы были бы рабами, — дружно и, видимо, не в первый уже раз ответили его воспитанники.
— Правильно, — Алим был удовлетворён и, оглядев парней, сидящих вокруг него, спросил: — У кого‑то имеются вопросы?
— У меня. — С места поднялся один из парней, косо взглянул на меня, сидящего рядом с их учителем, что весьма почётно. — Уважаемый алим, почему мы принимаем помощь от людей иной веры? Почему тренируемся здесь, а не дома?
— Всё просто, Мухтар, дома мы не имеем возможности подготовить вас так, как делают это здесь, и сейчас, несмотря на всю нашу былую вражду, мы союзники с кубанцами. А насчёт веры всё сказано в нашей Священной Книге. — Гойгов помедлил и процитировал: — «Во имя Аллаха милостивого и милосердного! Я не поклоняюсь тому, чему вы поклонялись, и вы не поклоняетесь тому, чему я буду поклоняться! У вас — ваша вера, у меня — моя вера!» — Ещё раз оглядев всех присутствующих, он добавил: — Нет неверных религий, а есть разные, и только еретики, вроде халифатцев, перевирающие все и вся, не достойны называться последователями Господа. Аллах велик и мудр! Аллаху принадлежат воинства небес и земли! Он всё видит и испытывает нас каждый день и каждый миг. Рука Аллаха — над нашими руками! И знайте, юные воины, что тому, кто выполняет заветы Аллаха, он даст великую награду. Сквозь все битвы, препятствия, кровь, лишения и бедствия мы пройдём по пути испытаний и одержим так необходимую нам победу. Однако для этого нужны храбрость, вера и готовность к самопожертвованию. Вглядитесь в свою душу и спросите себя, готовы ли вы встать на путь Аллаха и пройти по нему до конца?
Так проходили вечера, и с каждым разом я всё больше удивлялся алиму — насколько мудрый и хитрый человек, как умело людьми манипулирует и направляет их туда, куда ему это необходимо. Честное слово, был бы я чуть попроще, то обязательно на его речи повёлся, а так — послушать интересно, проанализировать, да и только. Обратное можно было сказать о юношах, которых готовил Гойгов, — самые настоящие федаины и шахиды получились. Не знаю, как шла подготовка в других группах кавказских юношей, раскиданных по нашему государству, а эти пятьдесят парней, когда схлестнутся в родных горах с халифатскими бойцами, не отступят, и в этом я был уверен.
Дни пролетали незаметно: в светлое время суток работа с компьютером и отжим полезной информации, которая могла бы в будущем пригодиться, а вечером — тренировки. Однако сегодняшнее утро началось с суеты. На связь с батальоном вышел находящийся в Краснодаре представитель горского правительства, и вся кавказская братва, обучавшаяся у нас, стала собираться в дорогу. Положение дел на Кавказском фронте всё более ухудшалось, и Совет Старейшин, управляющий всеми делами Северного Кавказа, принял решение вернуть свою молодёжь домой и их телами заткнуть дыры в обороне.
Ну, уезжают, так счастливого им пути. Глядишь, ещё и свидимся когда, если они в этой кровавой бойне, что Кавказским фронтом зовётся, уцелеют. Жаль, что тренировки мои с ними окончены, но основное я выхватил, а дальше сам разберусь.
Наши парни сегодня ушли на полигон, а я сидел за столом в своей палатке, проверял очередную флешку на предмет чего‑то полезного, когда брезентовый полог входа откинулся и появился Гойгов.
— Здравствуй, Саша. — Старик присел напротив меня и с уважением посмотрел на ноут, который я при его появлении отставил в сторонку.
— Здравствуйте, уважаемый алим. Мне сказали, что вы возвращаетесь домой?
— Да, пора и моим джигитам показать себя в деле. Вот зашёл попрощаться и поговорить.
— Конечно. — Я привстал. — Чаю хотите?
— Нет‑нет, сиди.
— Дело ваше, а я выпью. — Чайник, стоящий рядом на простой электроплитке, был ещё горячий, и, налив себе кружку напитка, я присел за стол и спросил гостя: — Я так понимаю, что у вас есть ко мне вопросы?
— Имеются. — Старик не стал юлить. — Ты ведь с Карой долгое время рядом был?
— Так случилось, — я кивнул, — что полгода бок о бок с ним ходил.
— Как думаешь, куда он своих десантников кинет?
— Говорят, что на Туапсе.
— В том‑то и дело, что говорят, а Кара — человек резкий и не глупый, в голове не один план держит, а пять или шесть. Скажи, он что‑нибудь говорил о Сухуми?
— При мне никогда, только Туапсе, Новороссийск и Керчь поминались. Однако у него имеются подробные карты всего Черноморского побережья, и переиграть свои планы ему ничего не стоит. Все может быть.
— Вот и я так думаю. С вашим комбатом на эту тему я уже переговорил и с СБ мыслями поделился. Ладно, это не твоя забота, нет так нет. — Он выглянул в окно, посмотрел на подъезжающие под погрузку машины и вновь повернулся ко мне: — Время ещё есть, пока мои воины вещи соберут, давай, сержант, всё же угости своим чаем, хотя такого, как у нас выращивают, у вас нет.
Сделав старику крепкий чай, спросил его:
— А с чего интерес такой к Сухуми, там ведь с тех пор, как трабзонцы уцелевших жителей в рабство увели, и нет никого.
— А‑а‑а, — его лицо на миг искривила гримаса, — всё равно завтра в новостях объявят. Войска Халифата прорвали нашу оборону на Клухорском перевале, но направились не к Нальчику, как ожидалось, а на запад, в сторону Кодора. Есть мысль, что Кара побоится высаживаться на ваш берег, всё же у вас есть боевые корабли, которые его шаланды потопят за полчаса, и он бросит своих наёмников на Сухуми, где никого нет, соединится с частями халифатцев и уже по побережью начнёт наступление на вашу территорию.
— Логично.
— Вот именно, что логично.
Над столом воцарилась тишина, и, решившись, я задал Гойгову вопрос, который интересовал меня уже не первый день:
— Уважаемый, если не секрет, как вы с Карой познакомились и почему за его голову такая большая награда назначена?
— А он об этом никогда не рассказывал?
— Нет, про своё прошлое он не любит говорить и всегда разговор на другие темы переводил.
— История долгая и для меня лично неприятная. Другому кому, может, и не рассказал, а ты человек посторонний и в то же время и с Карой знаком, и Ильяса на тот свет отправил. Слушай. Кара появился у нас почти сразу после падения Приморо‑Ахтарска, в конце 52 года. С ним было десятка два бойцов, а у нас как раз начиналось движение за объединение племён в Горское Содружество. Так сложилось, что он оказал мне услугу и выручил Олега, которого я с малолетства воспитывал, с тех пор как подобрал его мальчишкой, оголодавшим, после чумы в Сочи. Нам нужны были бойцы, и я поручился за Кару перед Советом Старейшин. Потом была битва на Салаватском перевале, и семьсот наших джигитов вырезали пятитысячный передовой отряд, идущий на нас из Новоисламского Халифата. Кара тогда отличился, и многие наши парни к нему в отряд пошли. Через год у него появилась семья, он поселился в Гагре и начал совершать походы в сторону Грузии и к туркам. Всё бы ничего, внимания он не привлекал и в военных операциях против Халифата регулярно участвовал, но в начале 58‑го произошёл целый ряд убийств. Неизвестные абреки налетали на поселения, в которых жили наши старейшины, и вырезали всех жителей от мала до велика. — Алим сделал большой глоток чая, поморщился, непонятно, то ли от вкуса напитка, то ли от воспоминаний, и продолжил:
