хотя и потрепанной одежде. Вместо того чтобы подсесть за столик к Гандерсену, он лишь формально улыбнулся и прошествовал мимо.
– Садись сюда, Ван, – позвал его Гандерсен. Ван Бенекер остановился, но видно было, что он смущен.
– Что касается вчерашнего вечера… – начал он.
– Не о чем говорить.
– Я был несносен, мистер Гандерсен.
– Ты просто был под мухой. Все понятно. In vino veritas. Но вчера ты называл меня Ганди. Может быть, продолжим в том же духе и сегодня? Кто здесь ловит рыбу?
– Есть автоматическая запруда, рядом с отелем, с северной стороны. Она сама ловит рыбу и отправляет ее прямо на кухню. Одному Богу известно, кто бы готовил здесь еду, если бы у нас не было машин.
– А кто собирает плоды? Тоже машина?
– Этим занимаются сулидоры, – ответил Ван Бенекер.
– С каких это пор сулидоры начали использоваться на этой планете в качестве рабочей силы?
– Лет пять назад, может быть, шесть. Полагаю, идею переняли у нас нилдоры. Раз мы могли сделать из них вьючных животных и живые бульдозеры, то и они могли превратить сулидоров в своих слуг. Что бы там ни было, сулидоры – все-таки низшая раса.
– Они всегда были сами себе хозяева. Почему они согласились им служить? Что они с этого имеют?
– Не знаю, – признался Ван Бенекер. – Никому еще не удавалось понять сулидоров.
Все верно, подумал Гандерсен. Никому еще не удалось понять, какие отношения царят между обоими разумными видами, населяющими эту планету. Уже само наличие двух разумных видов противоречит общепринятой во Вселенной логике эволюции. Как нилдоры, так и сулидоры могли бы существовать самостоятельно, поскольку по уровню развития превышали земных обезьян. Сулидор был сообразительнее шимпанзе, а нилдор еще умнее. Если бы здесь не было нилдоров, то хватило бы наличия сулидоров, чтобы вынудить Компанию отказаться от прав собственности на планету, когда антиколониальное движение достигло своего апогея. Но почему два вида и почему они так странно сосуществуют друг с другом? Двуногие хищные сулидоры правят Страной Туманов, а четвероногие травоядные нилдоры доминируют в тропиках. Почему именно таким образом они поделили между собой этот мир? И почему подобное разделение нарушается, если именно это имеет сейчас место?
Гандерсен знал, что между этими созданиями существовали древние договора, определенная система прав и привилегий, что каждый нилдор отправляется в Страну Туманов, когда приходит время повторного рождения. Однако он понятия не имел, какую в действительности роль играли сулидоры в жизни и возрождении нилдоров. Этого никто не знал. Именно эта таинственная загадка была одной из причин, которые снова привели его на Мир Холмана, на Белзагор. Теперь, когда на нем не лежала официальная ответственность, он мог свободно рисковать жизнью, чтобы удовлетворить свое любопытство. Однако его обеспокоили изменения в отношениях между сулидорами и нилдорами, которые он наблюдал здесь, в отеле. Конечно, обычаи инопланетян – не его дело. Собственно, теперь ничто здесь не было его делом. Он прибыл сюда, чтобы якобы проводить исследования, то есть попросту совать везде нос и шпионить. Таким образом, его возвращение на эту планету казалось в большей степени добровольным актом, чем подчинением неуклонной тяге, хотя он чувствовал, что все же испытывал ее.
– …более сложно, чем могло бы показаться, – достигли его сознания слова Ван Бенекера.
– Извини. Я прослушал, что ты сказал.
– Не важно. Мы здесь любим теоретизировать – та сотня, что от нас осталась. Когда ты хотел бы отправиться на север?
– Хочешь от меня поскорее избавиться, Ван?
– Я просто хочу все спланировать, приятель, – слегка обиженно ответил Ван Бенекер. – Если ты собираешься остаться, нужно позаботиться о пропитании для тебя, и…
– Я отправлюсь сразу же после завтрака, если ты объяснишь, как добраться до ближайшего стойбища нилдоров. Я хочу получить разрешение на свое путешествие.
– Двадцать километров на юго-восток. Я бы тебя подбросил на вездеходе, но понимаешь – туристы…
– Не мог бы меня подвезти какой-нибудь нилдор? – спросил Гандерсен. Впрочем, если с этим слишком много хлопот, то потащусь сам, ничего не поделаешь.
– Я все устрою, – заверил Ван Бенекер.
Через час после завтрака появился молодой самец-нилдор, чтобы отвезти Гандерсена в стойбище. В прежние времена Гандерсен просто забрался бы ему на спину, но теперь он чувствовал, что должен представиться. «Нельзя требовать, чтобы самостоятельное, разумное существо везло тебя через джунгли, – думал Гандерсен, – не проявив по отношению к нему элементарной вежливости».
– Я Эдмунд Гандерсен, однажды рожденный, – сказал он, – и желаю тебе, мой любезный попутчик, многих счастливых повторных рождений.
– Я Срин’гахар, однажды рожденный, – вежливо ответил нилдор, – и благодарю тебя за добрые пожелания, мой любезный попутчик. Буду служить тебе по своей воле и без принуждения и жду твоих приказаний.
– Я должен поговорить с многократно рожденным и получить разрешение на путешествие на север. Этот человек говорит, что ты можешь меня к нему отвезти.
– Это возможно. Сейчас?
– Сейчас.
У Гандерсена был только один чемодан. Он положил его на широкий зад нилдора, а Срин’гахар тут же поднял хвост, чтобы придержать багаж. Затем он опустился на колени, а Гандерсен с соблюдением надлежащего ритуала уселся на нем верхом. Тонны мускулов поднялись и послушно двинулись в сторону леса. Все было почти так же, как и раньше.
Первые километры пути среди все более густых зарослей деревьев с горькими плодами они проделали молча. Постепенно Гандерсен понял, что нилдор не будет говорить, если не начать разговор самому, и сказал для завязки, что десять лет тому назад жил на Белзагоре. Срин’гахар ответил, что знает об этом и помнит его со времен правления Компании. Речь нилдора напоминала носовое ворчание и хрюканье без всяких оттенков, и было неясно, вспоминает ли нилдор Гандерсена с удовольствием, с отвращением или безразличием. Гандерсен мог бы сделать какие-то выводы по движениям гребня на голове Срин’гахара, но сейчас это было невозможно. Сложная дополнительная система общения нилдоров, к сожалению, не была достаточно развита для удобства пассажиров. Кроме того, Гандерсен знал лишь несколько из практически неограниченного числа дополнительных жестов, впрочем, большинство из них он забыл.
Нилдор казался ему достаточно дружелюбным.
Гандерсен собирался воспользоваться поездкой, чтобы вспомнить нилдорский язык. Пока что у него шло неплохо, но он понимал, что в беседе с многократно рожденным ему потребуется все знание этого языка.
– Я правильно говорю? – то и дело спрашивал он. – Пожалуйста, поправь меня, если я ошибаюсь.
– Ты говоришь очень хорошо, – отметил Срин’гахар.
Язык, в сущности, не был трудным. Словарь его был невелик, а грамматика проста. Глаголы не спрягались. Слова формировались простым соединением значащих слогов, и сложное понятие, например «прежнее пастбище стада
