башке будут лупить», – успокаивал себя и одновременно ругал Евгений, сворачивая сначала направо, на Парковую, а затем тут же налево, на Школьную.
Он презирал себя за выдуманные самим собой страхи. Страхи, накатывающие и обволакивающие внезапно и всегда не вовремя, цепко удерживающие в своих леденящих объятиях, туманящие мозг и сковывающие движения.
Нет, Евгений не был трусом. Но были некоторые жизненные ситуации, в которых Евгений становился похожим на размазню. Мямлил, когда нужно было требовать и настаивать на своем, терялся, когда требовалось собраться и действовать, становился мягким, податливым, не желая портить ни с кем отношений, хотя стоило бы дать отпор невзирая ни на что.
Ненавидел он себя, впрочем, и за то, что иногда чересчур жестко и принципиально реагировал, когда можно было и вовсе закрыть глаза на происходящее. Но, бессильный в других ситуациях, в эти моменты он ощущал себя истинным борцом с человеческими пороками и непоколебимым поборником истины.
Одной из фобий Евгения была боязнь гаишников. Стоило замаячить на горизонте инспектору ГИБДД или показаться на дороге бело-синей машине с красной и синей мигалками, как на Евгения накатывал панический страх.
Этот страх в свое время сыграл с Евгением злую шутку, заставив того шестнадцать раз пересдавать вождение, прежде чем ему удалось, наконец, получить права.
Чем его так пугали работники ГИБДД, он и сам не знал. Возможно, тайна крылась в какой-нибудь дурацкой истории из далекого детства, когда все казалось более ярким, значительным и пугающим, чем есть на самом деле.
Он не помнил этого.
Но всякий раз, когда его останавливали для обычной проверки документов, Евгений впадал в полнейший ступор, из-за чего ему пару раз даже предлагали подуть в трубочку – инспектора не могли понять причины его странного поведения.
В эти моменты Евгений ощущал себя прожженным нарушителем ПДД, все грехи которого вот-вот разоблачит опытное всевидящее око доблестного инспектора ГИБДД. Однако, заканчивалось все всегда одинаково: удовлетворившись формальной проверкой документов, инспектор внезапно терял всякий интерес к личности Евгения и, вернув книжечку с правами и страховкой, отворачивался от него и принимался вылавливать в нескончаемом автомобильном потоке свою следующую жертву.
Евгений знал о существовании так называемой боязни «белых халатов». У него была боязнь «темно-серых мундиров», «салатовых жилеток» и «полосатых палочек».
Еще из самых явных имела место быть боязнь «полосатого галстука», относившаяся к директору Николаю Сергеевичу.
Но больше всего Евгений боялся женщин.
Разумеется, не всех женщин, а лишь которых рассматривал в качестве потенциальной жертвы своего природного влечения.
Нет, Евгений не был бабником. Он, как и большинство зрелых мужчин, к коим он в свои двадцать девять лет себя причислял, желал женской ласки, чистой любви и самых светлых чувств.
Мимолетные романы и, тем более, бурные одноразовые посиделки (с последующими «полежалками»), оставляли в душе лишь неприятный осадок и не приносили никакого удовлетворения.
Евгению хотелось постоянства. И на роль этого постоянства была выбрана Зинка Прохорова, официанта дешевого по сути и содержанию кафе «Светлые зори», расположившегося на первом этаже в доме, напротив окон квартиры Евгения. Евгений третью неделю подряд пытался признаться Зинке в безграничной любви.
Сначала он по несколько часов просиживал за столиком полутемного и довольно мрачного зала «Светлых зорь», поглощая неимоверное количество закусок, яичниц, салатов и котлет, но так и не решился заговорить с девушкой. Всякий раз, когда Зинка приближалась к его столу, пытаясь узнать, не желает ли он чего-либо еще, и при этом обворожительно хлопала длинными пышными ресницами, у Евгения перехватывало дыхание, и он мычал что-то невразумительное, тыкая пальцем в строчки меню.
А когда его и без того не слишком толстый кошелек основательно похудел, то Евгений решил дожидаться Зинку по вечерам на лавочке у выхода из кафе.
Но и здесь повторялась одна и та же история: каждый раз он приходил и усаживался на скамейку с твердым намерением уж в этот раз, наконец, взять себя в руки и осуществить задуманное, а перед этим он тщательно репетировал свою речь и продумывал ответы на возможные Зинкины вопросы. Но, завидя Зинку, покидающую поздно вечером кафе через черный ход, он напрочь забывал все, что собирался ей сказать, и стоял столбом, растерянно провожая девушку взглядом и не смея приблизиться к ней.
Наравне со страхом быть отставленным, в Евгении с каждым днем нарастал еще и праведный гнев. Причиной его служили вечно увивающиеся вокруг Зинки парни, с которыми она в открытую кокетничала на своем рабочем месте – Евгению это прекрасно было видно сквозь прозрачные стекла кафе…
Сегодня Евгений был полон решимости. Ему надоело ходить вокруг да около, – в конце концов, лучше пусть его далеко-далеко и, главное, сразу пошлют куды подальше, чем он будет и дальше выглядеть полнейшим идиотом в собственных глазах, впустую наворачивая круги вокруг этой смазливой пигалицы Зинки.
Подъезжая к кафе, он вытянул шею, всматриваясь сквозь стекла в залитый ярким светом зал, и не заметил зияющую чернотой дыру сливного колодца, кое-как прикрытую узкими досками. Две из них крест-накрест прикрывали саму дыру, еще три были сложены над люком шалашиком.
Под колесом хрустнуло – сложился шалашик, – потом треснуло – не выдержали горизонтально лежавшие доски. Машина дернулась, резко накренившись вперед и на левый бок.
Заглох двигатель.
Евгений больно ударился лбом об руль.
Потирая зашибленный лоб, он выбрался из машины и, обойдя дверь, опустился на корточки возле провалившегося в люк на треть колеса. Меж треснувших досок что-то блеснуло.
Откинув пару обломков, Евгений обнаружил пластиковый прямоугольник, внешне похожий на банковскую карту. Карта была золотой, с глянцевой поверхность и радужно бликовала голограммой с орнаментом из кружочков, треугольничков и прочей геометрии. Никаких надписей и картинок, даже царапины не одной – поверхность карты была девственно чистой.
Евгений повертел ее в руках, зачем-то поковырял ногтем и засунул в карман – пригодится. Потом внимательно оглядел колесо, поднялся и, ругнувшись, пнул лежавшую рядом доску. Та, бренча по асфальту, отлетела метра на три в сторону.
Евгений огляделся по сторонам.
Как назло, никого поблизости. И ни одной машины.
Вытащив ключ из замка зажигания, Евгений включил аварийку, хлопнул дверью и, засунув руки в карманы, направился к кафе, у которого стояло несколько машин. Уже выйдя на тротуар, он услышал за спиной глухое «бум» и резко обернулся.
Перекоса у машины уже не было.
Рядом с машиной, опираясь о крышку капота правой рукой, скрестив ноги и непринужденно улыбаясь, стоял человек в сером костюме-двойке. Не веря своим глазам, Евгений приблизился к машине и, чуть наклонившись, заглянул под днище. Все четыре колеса действительно стояли на асфальте.
Не сводя недоуменного взгляда со странного
