центра к стенам. — По-моему, юная леди никого не зовет, сэр. Она опять возвращается.
Пока он говорил, незнакомка появилась вновь. В тонких руках она держала что-то вроде плетеного подноса с щедрой горой спелых манго, бананов и изысканных плодов гуавы.
В такой ситуации только самый нерадивый из стюардов не бросился бы на помощь. Однако молодой наниматель Джона Б. тут же опередил его на целый ярд и лично, галантнейшим образом, принял тяжелый поднос из рук хозяйки. Джону Б. осталось лишь негодовать.
Сигзби вернулся настоящим победителем — с подносом в руках и с синеглазой девушкой, будто облако, плывущей следом.
— Вот только попробуйте намекнуть, что она собирается отравить нас фруктами, и будете разбираться со мной! — пригрозил он.
— Перестань, Сиг. Головой подумай. Ты о ней ничего не знаешь.
Уэринг внезапно замолчал — две нежные ручки протянули ему самые красивые плоды на выбор. По какой-то причине, стоило глазам девушки встретиться с его взглядом, веснушчатый великан-репортер залился краской. И вроде бы промычал «извините», спешно схватив подношение.
— Не сыщешь в море глубины, что у нее в глазах [5], — рассеянно проговорил Теллифер.
— Теллифер, и ты перестань! Пожалуйста. Она ведь еще девочка, детей нельзя обижать, отказываясь от их милых подарков, например, от фруктов.
— Она не хочет нам зла. — Отуэй мгновенно пришел на выручку другу. — Сам же, Уэринг, говоришь, что это просто ребенок. Она никому намеренно не навредит. Бог знает, что с ней приключилось: это же белая девочка, воспитанная недалекими, может, даже отсталыми представителями расы, построившей это место. Ее определенно намеревались сделать жрицей или даже принести в жертву богам. Если помнишь, внизу мы видели изображение религиозного шествия, где точно так же одетые танцовщицы играли на многоствольных флейтах, а чудовищные сороконож…
— Замолчи! — В голосе юного Сигзби звучало отчаяние. Он уже поставил поднос и теперь принимал фрукты из рук девушки. — То, что мы видели сверху, было иллюзией — мороком! Ни с каким чудовищем она не танцевала.
— ТНТ!
Это восклицание, или скорее крик, исходило от Уэринга. Под пристальным взором рассветно-синих глаз корреспондент пытался совершить невозможный подвиг — изящно откушать манго — и вдруг заметил, как Теллифер заходит за центральные колонны. Оставалось неясным, из чего сделана мерцающая белая глыба, покоящаяся на них. Уэринг, по крайней мере, еще не настолько утерял бдительность, чтобы не думать об этом.
— А ну вернись! — позвал он. — Теллифер, мы не знаем, что это за штука. Она может оказаться опасной.
Но эстет словно оглох, полностью поглощенный предметом. Чем ближе он подходил к мерцающей массе, тем быстрее становился его шаг, и тут все увидели, как его руки взметнулись вверх в жесте поклонения.
А через мгновение он начал падать, будто Арлекин, проваливающийся в люк в старомодной комедии.
Каменная плита пола наклонилась под его тяжестью, и он кубарем покатился вперед и вниз. Друзья беспомощно наблюдали, как ТНТ соскальзывает в окруженную восемью колоннами яму неизвестной глубины.
Из предательской ловушки раздался слабый крик. И сразу смолк.
Швырнув прочь сочащийся соком плод манго, Уэринг ринулся на помощь. Остальные трое бросились за ним.
Тонкие колонны, высеченные из камня закатных оттенков, отличались изяществом, не свойственным иным частям древней пирамиды. Вздымаясь на четыре метра над полом, они стояли по углам восьмиугольного отверстия или ямы.
Сложнее было охарактеризовать форму мерцающей массы, водруженной на столбы. Очертания громады терялись в ее же собственном свечении, смазанные бледными лучами. Однако это сияние не ослепляло. Стоило подойти к колоннами поближе, и форма виделась более определенной. Верхушки столбов служили опорой для чуть выпуклого низа глыбы света. В целом она напоминала полушарие с восемью гранями, разбитое по всей поверхности на множество изогнутых треугольников.
Свет исходил изнутри, точно там горела огромная лампа, однако в глыбе не было сияющего центра, испускающего лучи. Куда бы ни падал взгляд, вещество казалось прозрачным. И все же свечение оставалось достаточно ярким и не давало заглянуть глубоко внутрь.
Уэринга даже сейчас, в столь странную минуту, не покидало необъяснимое ощущение, что где-то он уже видел нечто подобное.
— На край не ступать, — сказал он товарищам, хотя сам, казалось, шагнул вперед со всей опрометчивостью.
Но на самом деле он был очень осторожен. Вокруг колонн он насчитал шестнадцать каменных плит. Восемь из них представляли собой цветные пятиугольники. Они перемежались с узкими продолговатыми камнями, каждый из которых лежал как раз у основания колонн, словно колесные спицы. Никто не знал, попал ли Теллифер в единственную ловушку или же все пятиугольные плиты могли поворачиваться под весом наступившего на них. А если сработает продолговатый камень, жертва полетит прямо в ближайший столб и никак не в яму.
Уэринг беспрестанно обдумывал ситуацию. Инстинкт подсказал ему, что камни-спицы относительно безопасны. Он заскочил на один из них и, вцепившись рукой в колонну, заглянул внутрь ямы.
Остальные не спешили приближаться. Они знали, что дюжего корреспондента и чудаковатого эстета связывает крепчайшая дружба. Было нечто глубоко трагичное в том, как великан Уэринг простер руку над пропастью, поглотившей дорогого ему человека.
Послышался протяжный, дрожащий вздох. Уэринг заговорил заметно срывающимся голосом:
— Хорошо тебе там? Черт побери, ТНТ! В следующий раз услышу твой предсмертный вопль, остановлюсь покурить и только потом кинусь на подмогу! Что не отвечаешь? Горло сорвал?
Все еще не забывая про вдруг ставший неуместным трагизм ситуации, остальные приблизились к краю вслед за Уэрингом.
Иными словами, Отуэй и Джон Б., приметив, как это делал журналист, тоже подошли к яме. Не столь наблюдательный юный Сигзби просто постарался не наступать на камень, отправивший Теллифера вниз. Он поставил ногу на соседний пятиугольник и с опаской шагнул вперед.
Древние строители, трудившиеся над площадкой, превосходно знали свое дело. Заостренные внешние кромки плит на полу были плотно пригнаны к основной кладке, служившей им опорой. Но стоило яхтсмену лишь немного нарушить равновесие, и ловушка сработала. Сигзби тщетно попытался отступить. Поняв, что все напрасно, он просто опустился на камень и скатился по сорокапятиградусному уклону в яму к Теллиферу.
Как только он исчез с глаз, танцовщица огорченно вскрикнула, хотя до этого предпочитала молчать. Затем она пробежала по одному из прямоугольников и тоже схватилась за колонну, стараясь высмотреть Сигзби.
Наверху, под светящейся глыбой, яма представляла собой восьмиугольник, но ее дно было вырезано в форме круглой чаши, чьи ярко-оранжевые стены постепенно чернели и тонули в кромешной тьме. Глубины в ней было от силы метра четыре.
В самом центре, скрестив руки на груди, стоял Теллифер и завороженно смотрел на нижние грани светящейся массы над
