- Что, в сущности, значит быть здесь аспирантом?
Подумав с минуту, Максуэл стал перечислять: аспирант загружен преподавательской работой, но одновременно должен проходить специальный аспирантский курс, причем эти занятия требуют такого же напряженного труда, как и преподавание; потом для соискания ученой степени надо сделать какую-нибудь исследовательскую работу. Экзамены, которые предстояло Эрику сдать до получения докторской степени, Максуэл перечислил очень спокойным тоном, и от этого они показались еще внушительнее.
- Одним удается довести дело до конца, другим - нет. Это зависит от того, чего вы хотите.
- Я хочу довести дело до конца, - просто сказал Эрик. - Я хочу получить ученую степень и продолжать исследовательскую работу. Я хочу заниматься научной деятельностью.
Максуэл пристально поглядел на него:
- Вам никогда не случалось передумывать?
Эрик засмеялся.
- Бывает, конечно, но не в тех случаях, когда речь идет о деле, которое я себе избрал. По-моему, для меня сейчас самое лучшее - сразу же наметить тему и приступить к научной работе.
- Видите ли, вам это будет трудновато, - медленно произнес Максуэл, усмехнувшись неопытности Эрика. - Вас возьмет к себе в лабораторию какой-нибудь профессор, над его темой вы и будете работать. Всех кандидатов на докторскую степень прикрепляют к лабораториям. Из них профессора берут помощников для своей научной работы.
- Как же я узнаю, кого из профессоров мне выбрать?
- Положим, выбирать-то будут они. Но здесь почти во всех лабораториях интересно, - продолжал он. - Тут ведется исследовательская работа по всем отделам физики, кроме ядерной, да и то доктор Хэвиленд собирается организовать ядерную лабораторию, как только вернется из Англии. Сейчас он работает в Кэвендишской лаборатории в Кембридже, - там лучше всего поставлена работа над атомным ядром.
- Хэвиленд? Не слыхал этого имени. Кто он такой?
- Увидите его сегодня у Фокса. Раньше он работал здесь, у нас, но когда пошел в гору, решил уехать за границу, посмотреть, над чем там работают, и, вернувшись в Колумбийский университет, заняться настоящим делом. Он приехал в Америку всего несколько недель назад и скоро опять уедет в Англию на год. Он может стать крупным ученым, если _захочет_, но вся беда в том, что у него слишком много денег. Конечно, деньги - неплохая штука, только они часто мешают работать как следует. Хэвиленд - парень с головой. А ведь страшно много зависит от человека, с которым работаешь.
- Ядерная физика, - задумчиво сказал Эрик. - Может быть, это именно то, что мне нужно. - Он немного помолчал, потом в упор посмотрел на Максуэла. - Скажите, когда вы сюда пришли, спрашивал вас Фокс, почему вы хотите стать ученым? Он всем задает этот вопрос?
Максуэл явно удивился.
- Нет. Вот уж никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь интересовался, почему мы решили стать учеными. По-моему, ответ ясен сам по себе или, наоборот, связан с такими вещами, о которых не совсем удобно говорить. А что, разве Фокс вас об этом спрашивал?
- Да, - не сразу сказал Эрик. - Хотел бы я знать почему.
- И не пытайтесь раскусить Фокса. Когда он вам что-нибудь говорит, вы большей частью даже не понимаете, о чем идет речь. А через несколько лет вы вдруг обнаруживаете, что поступаете именно так, как он вам предсказал. Я был уверен, что поеду в Гарвард, Принстон или к Корнеллю - куда-нибудь, где есть крупные лаборатории. Но два года назад Фокс сказал, что я вернусь в Вашингтонский колледж, и так оно и вышло. И я страшно этому рад, спокойно добавил он.
- Почему?
Максуэл замялся. Ответ его прозвучал резко:
- Потому что я собираюсь жениться, и мне нужно будет кормить семью, вот почему. Я уже вам сказал, что когда-нибудь и вы, возможно, будете думать иначе. Я, например, твердо знаю, что сейчас мне больше всего на свете хочется жениться. Вам, наверное, лет двадцать - двадцать один? Мне двадцать шесть, а какие-нибудь пять лет иногда могут иметь огромное значение, для меня они решили все. Конечно, если б я в свое время не надумал играть наверняка и не взялся за такую пустяковую проблему, которую легко разрешил бы любой, тогда, может, все сложилось бы иначе.
- Вы уверены, что Хэвиленд будет сегодня у Фокса? - помолчав, спросил Эрик.
Максуэл с недоумением взглянул на Эрика, не понимая, какая связь между этим вопросом и тем, что он сказал. Потом, видимо, поняв, в чем дело, он медленно, немного грустно улыбнулся и кивнул головой.
- Что ж, попытайте счастья, - сказал он. - Желаю вам удачи. Конечно, он может дать вам тему посерьезнее, чем та, что была у меня. - Он отвернулся. - У нас еще уйма времени. Хотите, сыграем в теннис или поплаваем в бассейне? А может, просто побродим?
На душе у Эрика стало нехорошо. Он чувствовал, что больно задел Максуэла, и был готов на все, лишь бы загладить свою бестактность.
- Для ясности, - заявил Максуэл, - скажу вам прямо - я лично хотел бы перекинуться мячом.
- Прекрасно, - ответил Эрик, обуреваемый великодушием, - а потом поплаваем.
- Ладно, - дружелюбно согласился Максуэл.
Эрик проводил его взглядом до двери и сказал вслед:
- А если останется время, мы еще и побродим.
2
В просторной квартире Фокса все дышало старомодным уютом. Окна выходили на реку, и полуспущенные маркизы торжественно и плавно колыхались под легким речным ветерком. Лепные гирлянды украшали стены и высокие потолки, мебель была из черного дуба.
В ожидании гостей Фокс, молчаливый и задумчивый, рассеянно шагал взад и вперед по гостиной, то берясь за книгу, то откладывая ее в сторону. Иногда он слабо улыбался в ответ на болтовню жены, как бы желая улыбкой вознаградить ее за то, что слова ее пролетали мимо его ушей.
Негритянка-горничная в накрахмаленном белом переднике и сером платье провела Эрика и Максуэла в гостиную, где Фокс и его супруга принимали гостей. Эрик первый раз в жизни видел нью-йоркскую квартиру, и все в ней восхищало его. Максуэл отошел в сторону, а Эрик стал разглядывать собравшееся общество. Кое-кого из факультетских профессоров он уже знал в лицо, но до сих пор встречался с ними только в кабинетах и лабораториях, и все они казались ему учеными, окруженными ореолом славы, которую приносят знания и успех. Сейчас он видел их в другом свете, такими, какими они бывают в повседневной жизни, и почти все они в его глазах как бы уменьшились и превратились в обыкновенных людей. И только профессор Фокс выделялся среди прочих - в нем было нечто такое, что не могло не привлечь к себе внимания. Он двигался медленно и размеренно; разговаривая с кем-нибудь, подолгу глядел собеседнику в лицо, но взгляд его постепенно затуманивался и становился рассеянным. Жены в противоположность мужьям очень отличались друг от друга. Одни были одеты безвкусно и крикливо, другие выглядели так, словно пришли на чаепитие, устроенное церковью для прихожанок, принеся с собой испеченные специально для этого случая пироги, иные сидели с ошеломленным видом, словно возможность отдохнуть от домашней возни и детского крика казалась им таким чудом, что их больше ровно ничего и не интересовало - лишь бы посидеть сложа руки в относительной тишине. Было и несколько довольно изящно одетых дам.
