Веселая толпа валит по туннелю в предвкушении праздника. Кто-то заводит песню, остальные подхватывают – о том, как парень нашел свою невесту на золотом лугу. Мальчишки соревнуются, стараясь коснуться рукой потолка. Разогнавшись, пытаются пробежать по стене или пройтись колесом, иногда падают под общий смех. Девчонки не отстают от мальчишек.
Коридор длинный, под потолком вдоль дороги горят лампы. Впереди подвыпивший дядька Нэрол – старик тридцати пяти лет – наигрывает на цитре. Детишки радостно пляшут у его ног. Даже ему сегодня трудно хмуриться. Инструмент подвешен на ремне, упирается в бедро; пластиковая дека с туго натянутыми струнами смотрит вверх. Правый большой палец бренчит по струнам, изредка помогая указательному выводить мелодию, левая рука ведет басовую линию. У меня никогда не получалось заставить цитру звучать жизнерадостно, а дядька Нэрол умеет.
Он когда-то играл и для меня, учил двигаться в такт музыке, потому что отец так и не успел. Даже запрещенный танец показывал, за который казнят. Щелкал по ногам хлыстом, пока не стали выходить как положено все пируэты и сальто с полосой металла в руке вместо меча. Помню, поцеловал меня в лоб и сказал, что я весь в отца. Дядька научил меня двигаться, и это умение всегда приносило мне победу в игре в кошки-мышки и привидения в туннелях.
«Золотые танцуют парами, черные – по трое, серые – дюжинами, – говаривал Нэрол, – и только мы – в одиночку, потому что проходчик всегда один. Только наедине с самим собой мальчик становится мужчиной».
В те славные времена мне и в голову не пришло бы осуждать дядьку за пьянство и морщиться от перегара. Мне тогда было одиннадцать. Всего пять лет назад, а будто целая жизнь прошла.
Товарищи снова хлопают меня по плечам, и даже булочник Варло одобрительно кивает и сует Эо краюшку. Они слышали о лаврах, зуб даю. Эо прячет хлеб под платьем и с любопытством смотрит на меня.
– Чего это ты весь светишься? Признавайся! – Толкает меня локтем в бок, я пожимаю плечами и стараюсь прогнать улыбку, но безуспешно. – Ты явно собой гордишься. – Она подозрительно прищуривается.
Рядом бегут вприпрыжку мои племянники Риган и Иро, дети Кирана. Близнецы, им по три года, уже обгоняют и мать, и бабушку. Та идет впереди с таким видом, словно жизнь уже ничем не сможет ее удивить.
– Обжегся, дорогой? – бросает она небрежно, заметив мои перчатки.
– Да, – отвечает за меня Эо, – большой пузырь.
Мать пожимает плечами:
– С его отцом и похуже бывало.
Обнимаю ее за плечи, сильно исхудавшие с тех пор, как она, по обычаю всех матерей, учила меня песням нашего народа.
– Неужто совсем не беспокоишься? – спрашиваю с усмешкой.
– Беспокоюсь? Я? – смеется она, подставляя щеку для поцелуя. – Глупенький.
Половина нашего клана на форуме уже лыка не вяжет. Помимо песен и танцев, мы любим выпить. Крабы смотрят на это сквозь пальцы. Если повесить человека ни за что ни про что, народ поворчит да успокоится, но попробуй отнять у нас выпивку, и мы такого натворим, никому мало не покажется. Эо говорит, что грендель-гриб, из которого гонят бухло, не марсианский, а привезен с Земли – нарочно, чтобы легче было держать нас в узде. Каждый раз заводит этот разговор, когда у матери поспевает новая брага, а та, промочив горло, всегда отвечает: «Лучше быть в рабстве у выпивки, чем у людей».
Брагу можно еще подсластить всякими сиропами из праздничных пайков. Есть такие специальные, для алкоголя, со вкусом лесных ягод или корицы. Хорошо бы получить новую цитру, деревянную вместо металлической, – бывает, и такие выдают. Моя совсем старая, зато досталась от отца.
На форуме грохочут барабаны, стонут цитры. Толпа заполняет площадь, радостно устремляясь к тавернам. Здесь и наша Лямбда, и Омега, и Ипсилон. Двери питейных заведений широко раскрыты, оттуда валит дым и слышна музыка. Столы накрыты и снаружи, они стоят по краю, оставляя место для танцев вокруг эшафота с виселицей в центре.
Сам форум многоэтажный и поднимается по спирали вверх. На нижнем уровне – таверны и мастерские, выше начинаются жилые дома Гаммы, потом склады, а под самым потолком – огромный стальной купол с бронированными иллюминаторами. Мы его зовем «котелок» – это крепость крабов, которые нас пасут. Еще выше – голая марсианская пустыня, которую мы видим только на экранах. Ничего – чем больше добудем гелия-3, тем скорее там можно будет жить.
На площади уже выступают танцоры, жонглеры и певцы. Эо окликает Лорана с Кираном, которые устроились за длинным столом перед входом в таверну «Промочи горло», где ветеран шахты, старый Риппер, всегда угощает друзей и травит байки о прежних временах. Сейчас он уже храпит, уронив голову на стол, – жаль, что не увидит, как нам вручают лавры.
Еды на столах мало, не каждому хватает заморить червячка, так что главное место на празднике занимают выпивка и танцы. Еще не успев усесться за стол, получаю из рук Лорана полную до краев кружку. Он любит кого-нибудь напоить, а потом вязать ему на голову дурацкие ленточки. Для Эо он оставил место рядом со своей женой Дио, они родные сестры и похожи друг на друга почти как близняшки.
Лоран любит Эо, как любил бы ее брат Лиам, но я-то знаю, что когда-то Лоран увлекся моей будущей женой посильнее, чем своей теперешней. Даже предложение делал, когда ей исполнилось четырнадцать, – как, впрочем, и половина наших парней, – но все без толку. Эо сделала свой выбор раз и навсегда.
Дети Кирана лезут к отцу на руки, жена целует его в губы, Эо – в лоб, шутливо ероша его рыжую шевелюру. Не понимаю, как нашим женщинам удается так здорово выглядеть после того, как они весь день сматывали паучий шелк в ткацкой. Нас, шахтеров, работа не украшает. Я от рождения был симпатичным, да и ростом вышел. Волосы темно-рыжие, глаза тоже красноватого оттенка – не золотого, как у Октавии Луны. Однако моя белая гладкая кожа теперь уже сильно попорчена шрамами от ожогов и порезов, и скоро я стану немногим лучше Даго, а может, и дядьки Нэрола.
Женщины – совсем другое дело. Несмотря на тяжкий труд и вынашивание детей, они все такие же красотки, живые и задорные. Блузка и юбка ниже колен всегда алые, хоть и разных оттенков, – это цвет нашей касты. А с лентами, бантами и кружевами из праздничных наборов для победителей они станут еще обворожительнее.
Костяной на ощупь круг со стрелой, знак алых, нормально смотрится на руках у меня, но не у Эо. Только глаза и волосы у нее наши, а в остальном она ничем не хуже золотых красоток, которых показывают по телевизору. Улыбаюсь, глядя, как она дает подзатыльник Лорану, который только что осушил залпом кружку мамашиного пойла, но моя улыбка тут же тает. За спиной Эо, над кружащимися юбками, топающими ногами и прихлопывающими ладонями танцоров маячат в холодной вышине очертания виселицы, на которой болтается одинокий скелет. Все давно привыкли и даже не смотрят в ту сторону, но для меня эта тень – вечное напоминание о печальной судьбе отца.
