– Это пройдет, но тебе нужно отдохнуть. Пойдем в обзорную галерею, милый. Апельсиновый сок, кофе и вид звездного неба… Это успокаивает.
Когда пол перестал раскачиваться, Мохан осторожно поднялся. Елизавета поддерживала его, но в этом не было нужды: он пребывал уже здесь, в реальности двадцать четвертого века, на космической станции, висевшей над Марсом.
Створки люка разошлись перед ними, и Мохан, остановившись на секунду, окинул взглядом контактную камеру. Удобное мягкое кресло с широкими подлокотниками, шлем на его сиденье, кабель, протянувшийся к считывающему агрегату… Под прозрачным кожухом мерцали огоньки и виднелась тонкая нить с ментальной записью. Целый мир хранился сейчас в этом устройстве, мир, канувший в прошлое: неизведанные просторы суши и моря, девственные равнины и острова, народы, которых больше нет, забытые языки и обычаи, странные одежды, примитивные орудия, корабли, плывущие по воле бурь и ветров… И в этом исчезнувшем мире спал в своей каюте Питер Шелтон, спал, покачиваясь на волнах и, возможно, видел счастливые сны. Капитан, первый после бога на борту «Амелии»…
Прощаясь с ним, Мохан поднял руку и улыбнулся.
Станция ИНЭИ над поверхностью Марса. 2302 год
Внешняя стена, пол и потолок обзорной галереи были прозрачными. Она занимала примерно шестую часть окружности гигантского диска, тянулась метров на двести пятьдесят, и в той ее стене, что граничила с жилым сектором, устроили ниши с кафе, игровыми автоматами, терминалами связи с Авалоном или просто скамьей под кустами жасмина. В одном из таких крохотных отсеков и устроились Елизавета с Моханом. Это место им очень нравилось – кроме жасминовых кустов здесь росла лаванда и стоял круглый аквариум с пестрыми пучеглазыми рыбками. К тому же их семейный модуль находился рядом: выход с галереи в Лунный коридор, семнадцать шагов, поворот в коридор Цереры, и вот оно, их гнездышко, под номером сорок шесть. Спальня, зона отдыха и санблок, кубатура сто двадцать, стандартная для семейных пар. Мохан, родившийся в Бомбее, на берегу Аравийского моря, еще не привык к тесноте и к тому, что приют их любви именуется модулем. Елизавета, для которой станция была как дом родной, утешала супруга русскими пословицами – мол, с милым рай и в шалаше.
– Как прошел контакт с идентом[8]? – спросила она, наливая кофе в чашку Мохана.
Вопрос был не праздный – успех слияния определялся в какой-то мере подобием героя записи и изучающего ее эксперта. Опытные аналитики могли подавить отторжение, возникавшее при несходстве характеров, но Мохан, эксперт-стажер, таким искусством еще не владел. Одиссея Шелтона стала вторым эпизодом, предложенным ему для исследования, а первая работа была связана с плаванием в Библ египтянина Ун-Амуна[9]. Этот бедолага, заброшенный в Финикию и тоскующий по дому, неприятия у Мохана не вызывал – скорее, сочувствие. Ун-Амун оказался человеком мирным, богобоязненным, и если кого и мог зарезать, так только жертвенного барашка. А вот капитан Шелтон был ягодкой с другого поля. За краткий период контакта Мохан еще не распознал, кто он, этот Питер Шелтон, корсар, купец, или то и другое в одном флаконе. Со временем это прояснится, а сейчас, размышляя о его статусе, полагалось учесть нюансы торговли в вест-индских водах, звон испанского серебра, такой чарующий и соблазнительный, количество пушек «Амелии» и свирепые рожи ее команды. Вероятно, на совести Шелтона была не одна жизнь и не одно потопленное судно, и все же Мохан симпатизировал ему. От того, пожалуй, что ощущался в капитане некий стержень, крепкий, как закаленная сталь. Такие люди всегда внушают уважение.
– Крутой парень этот идент, – сказал Мохан, прихлебывая кофе. – Настоящий морской волк. Авантюрист, искатель сокровищ! И примерно в моем возрасте. – Он помолчал и добавил: – Мне такие нравятся.
– Рыбак рыбака видит издалека, – промолвила Елизавета. – Ты, дорогой мой, тоже авантюрист.
Мохан поперхнулся кофе.
– Это еще почему?
– Вспомни, как ты здесь оказался и чем это кончилось. Сокровище ты тоже нашел – меня! – Сделав строгое лицо, она сообщила: – На свою голову!
«Всё верно», – подумал Мохан. Он прилетел на Марс, чтобы взять интервью у Сергеева, главы ИНЭИ и деда Лиззи. Сергеев трудился в Институте экспериментальной истории чуть ли ни целый век, был одним из его столпов и ситуацию с посланиями из иного мира знал во всех подробностях. Без разговора с ним задуманная Моханом книга была что дом без фундамента. Со времен Первой марсианской экспедиции, обнаружившей межвселенский канал, появилось море книг, но Мохан считал, что сумеет сказать нечто новое – не о фактах и гипотезах, а о людях, добывающих факты и измышляющих гипотезы. К тому же он имел преимущество перед другими авторами, в своем большинстве историками, археологами и этнографами. Мохан же являлся не ученым, а писателем и знал, что и как подается публике. Даже великие события не вызовут интереса, если нет интриги, тайны, драматических подробностей – словом, всего того, что придает изложению занимательность.
Итак, четыре месяца назад он прилетел на Марс и, просидев неделю в Авалоне, удостоился встречи с Сергеевым, был приглашен к обеду и представлен Лиззи. Случайно ли она появилась в этот день либо имелся в том какой-то умысел, Мохану не было известно. Она упала в Авалон со своей станции, точно звезда с небес, упала прямо в сердце Мохану, и он уже не вспоминал об иных вселенных, о тайнах мироздания и еще не написанной книге. Кстати, о возвращении на Землю он тоже не думал.
Был писатель Мохан Мадхури, уроженец Земли, житель Бомбея и свободный человек, не помышляющий об узах брака, был, да весь вышел! Зато появился Мадхури-марсианин, эксперт ИНЭИ и счастливый супруг Елизаветы, трудившейся в том же заведении… Чем не авантюра? И разве Лиззи не сокровище?..
Он улыбнулся и поцеловал жену. Наверное, ответ был правильный – Лиззи вернула поцелуй с большой охотой. Некоторое время они предавались этому занятию.
Потом Елизавета сказала:
– Ты не стал просматривать всю запись. Почему?
– Так посоветовала Жаклин. Мой поиск требует тщательности, и лучше знакомиться с ситуацией постепенно, изучая фрагмент за фрагментом. Посмотреть, подумать, получить дополнительную информацию и снова подумать… Я ведь ищу аномалии и нестыковки с нашей земной историей, нечто такое, чего не заметили прежде. И к тому же…
Он замолчал, размышляя об увиденном.
– К тому же?.. – повторила Лиззи.
– Этот период близок к точке развилки. Ты знаешь, что с началом Нового времени история Земли-2 пошла по-другому, но с какого момента? Предполагается, что расхождение произошло в восемнадцатом веке, может быть, в эпоху Северной войны и Войны за испанское наследство. Но вдруг раньше? Скажем, в конце семнадцатого? Моя задача в том и состоит, чтобы найти отличия. Как говорится, на свежий писательский глаз.
