— То есть в «Вечерку» мне можно не заглядывать? — подытожил Сергей Арсентьевич.
Замредактора беспомощно развел руками.
— Да и в «Городские ведомости» тоже… — удрученно добил он. — Чаю хочешь? Я заварю…
— Нет, спасибо. — Мурыгин встал. — О, кстати! А что у вас пишут об «Орошенце»?
— Об «Орошенце»?
— Ну, целый дачный поселок пропал…
— Первый раз слышу. Как пропал?
— С лица земли. Дома, заборы…
Замредактора горестно покивал.
— Москва… — безнадежно выговорил он.
* * *
Покинув облупленный Дом печати, Мурыгин приостановился, закурил. Теплынь. Впору куртку скидывать… Стало быть, с журналистикой мы пролетели. Устроиться, что ли, в полевой тир для богатеньких? Бегущим кабаном. Зашьют в шкурку, а ты копытцами по настилу: цок-цок-цок…
Откуда ни возьмись подвернулся подросток с кипой газет, заныл, заканючил:
— Купите газетку, дяденька… Ну пожалста-а… Ну что вам стоит… Купити-и… Выручити-и…
«Бойкие выкрики мальчишек-газетчиков…» — с горькой иронией вспомнилось вдруг Мурыгину что-то давнее, читанное чуть ли не в детстве.
— Про исчезнувший поселок есть что-нибудь? — спросил он.
Подросток недоверчиво уставился на Сергея Арсентьевича.
— Дачный поселок! — нетерпеливо пояснил тот. — «Орошенец»!
Подросток и вовсе опешил.
— Ты газеты продаешь или милостыню просишь? — проскрежетал Мурыгин. — Не знаешь, чем торгуешь? Хоть бы заголовки прочел!..
Мальчонка, ошалело помигивая, секунды три смотрел на невменяемого дяденьку, потом поспешил отойти от греха подальше, сменить объект.
— Купите газетку, тетенька… Купити-и…
Гневно фыркнув, Мурыгин извлек сотик. Нашел номер Костика, злобно усмехнулся. Вот ведь тоже клоун! Пять лет за квартиру не плачено, а на мобилу деньги нашлись. Правда, сам никому не звонит, экономит… А может, подарил кто? Из старых, еще не спившихся друзей.
— Слушай, Костик… Как ты смотришь на то, чтобы взять да и смотаться на природу?
— А я уже на ней, — с достоинством ответил Стоеростин.
— В поселке?!
— Ну, не совсем в поселке… Скажем так, у овражка…
— А, ну я тогда сразу на автобус…
Автотранспорта у штакетника поприбавилось. Полиция на сей раз отсутствовала, зато сияла красными крестами молочная «газелька» неотложки. Двое в белых халатах вели к ней под руки благообразного, прилично одетого мужчину. Ведомый заметно припадал на правую ногу и силился улыбнуться. Брючина от бедра до колена была измазана старой садовой побелкой.
На пути троицы мельтешила девчушка с диктофоном.
— Ну а что же вы хотите?.. — мужественно превозмогая боль, вещал пострадавший. — Спонтанный выброс… свидетельствует, что мы… о-ох… имеем дело со сгустком негативной энергетики…
Мурыгин задержался, пропуская процессию. Спонтанный выброс. Ну-ну…
Костика он нашел по эту сторону овражка, сидящим на старом, туго набитом рюкзаке. Хотел спросить, что сие значит, но не успел.
— Самое интересное пропустил, — сказал Костик. — Экстрасенсы нагрянули. Главный их взял рамку, поперся уровень эм-поля проверять… Ка-ак ему наподдаст! Мы-то в прошлый раз на землю падали, а он, не поверишь, прямо в яблоню вписался…
— Это не его там в «скорую» грузят?
— Его, наверное… Гошку видел?
Сергей Арсентьевич насупился и, как бы не расслышав вопроса, принялся высматривать что-то среди плодовых деревьев. Костик сочувственно взглянул на друга снизу вверх.
— Ну, ясно… Можешь не рассказывать. И в «Вечерке» был?
— Тоже без шансов… Слушай, а чего ты здесь торчишь?
— А чтоб под горячую руку не попасть, — стыдливо посмеиваясь, признался Костик. — По-моему, его экстрасенсы сильно достали…
Чем все-таки хорошо неведомое, так это тем, что отвлекает от житейских бед.
— Позволь! — не удержался Мурыгин. — Вот ты говоришь: «его». Ты правда в это веришь?
— Во что?
— Н-ну… что там кто-то разумный…
— Я, мил друг, вообще ни во что не верю, — развязно объявил Костик Стоеростин. — Просто эта версия мне нравится больше других…
— А есть и другие?
— Сколько хочешь!
— Ну например?
— Скажем, три случайных явления. Лизнуло — одно, шугануло — другое, поселок уничтожило — третье. Просто совпали по месту и по времени, смыслу в них никакого, а мы с тобой черт знает чего навоображали…
Мурыгин призадумался.
— Что-то мне это… — промычал он, — не очень…
— Мне тоже, — утешил Костик. — А поскольку все версии одинаково недоказуемы, я принимаю ту, что приятнее… Без самообмана, странничек, не проживешь. Без самообмана все бы мы давно удавились… Кстати, ты не стесняйся, присаживайся.
— Куда?
— А вот… — И Костик указал на стоящую неподалеку дорожную сумку, настолько потрепанную, что Мурыгин принял ее поначалу за чью-то недоброшенную до овражка тугую связку тряпья. — Не бойся, бьющегося там ничего нет…
— Тоже твоя?
Теперь уже насупился Костик. Слетели с него мигом и легкомыслие, и беспечность, и возбужденная говорливость. Меж бровей обозначилась угрюмая зарубка.
— Моя… — безрадостно молвил он.
И Мурыгин наконец понял.
— Все-таки выселили? — спросил он с содроганием. Голос его упал до шепота. — А… а чемоданы?
— Чемоданы твои я соседям занес, — нехотя сообщил Костик. — Ну и еще там кое-что…
Сергей Арсентьевич опустился на драную Костикову сумку и, слепо глядя в никуда, надолго оцепенел. Надо было что-то решать.
— Ночевать-то где будем?
— Я — здесь, — отозвался Костик. — Между прочим, на палатке сижу…
— Холодновато в палатке-то…
— А что, есть варианты?
Вариантов не было. Мурыгин уже перебрал в уме знакомых, включая подружек бывшей жены, — нету. Ни единого.
— А чего тогда сидишь? — внезапно накинулся он на ни в чем не повинного Стоеростина. — Пойдем палатку ставить, бомжара…
— Не, — сказал тот. — Рано. Давай подождем…
Мурыгин взглянул на часы. Дело шло к четырем. А последний автобус — в пять.
— Не дрейфь, — ворчливо подбодрил Костик. — У меня в январе батарея навернулась — ничего… дозимовал… — Судя по эпическому тону последних слов, он, кажется, собирался поведать Мурыгину особо душераздирающие подробности своей зимовки, но так и не поведал. Умолк. Всмотрелся во что-то на той стороне овражка.
— Чего там?
Среди древесных стволов бродило золотистое ласковое мерцание. Едва уловимое, оно приковывало взгляд, манило к себе.
— Пойдем. — Стоеростин встал. — Сумку бери…
— Постой… Что это?