– Спасибо, товарищи, – просто сказал Глаголев. – Сядем, поговорим.
Опять гром аплодисментов и довольный смех присутствующих взметнулся под ярким светом висячих ламп. Поднялась возня, которая бывает, когда много народу сразу усаживается за столы. Глаголев смотрел на приготовленное угощение и на рабочих, которые уселись, но не дотрагивались до еды. Сзади сидящих сплошной стеной стояли те, кому не хватало места.
– Да ты откушай, – подтолкнул под локоть Глаголева пожилой рабочий, тот, в чистом пиджаке, который шел сюда с ним рядом. – С рюмочкой поздравь… Они с тебя начало полагают.
– Знаю, товарищ, – опять просто ответил Глаголев и поднял руку.
Стоя и опираясь о край стола, он заговорил, не докладчиком, а беседовал с такими же рабочими, каким был сам и каким не переставал себя чувствовать. А когда окончил и поднес к губам рюмку, то уже все кругом кричали так радостно и так хорошо. Старый рабочий крепко обнял Глаголева за плечи, и они троекратно расцеловались. Хохотали и весело гомонили. Кто-то шутил:
– Чего он со стариками-то? У нас и помоложе есть…
На середину в просвет между столов вытолкнули молоденькую работницу.
– Дуня!.. Товарищ Рогова!.. Ну-ка!
Опять захлопали в ладоши.
– Не стесняйся… Запевай… А мы подтянем…
Работница посмотрела на Глаголева, словно разрешения попросила, и запела в притихшей комнате:
– Травушка-муравушка, лазоревый цветок…
Громадным хором присоединились зычные заводские голоса, и хороводная песня поплыла по всему клубу. Потом веселая, сразу наперерез хороводной:
– Эх, тень-петень выше города плетень…
Пели с присвистом, ухарски, но стройно и красиво. Беловолосый дирижер стоял с группой молодежи и жадно смотрел на певунью-работницу. Глаголев понял выражение его влюбленных синих глаз. Потихоньку поманил его к себе, когда все с пением и криками пошли танцевать в зал.
– Товарищ Зубов? – спросил беловолосого Глаголев.
Синие глаза сверкнули смехом и задором:
– Да… Только меня здесь все Мишуткой зовут… К вашим услугам, товарищ начальник.
– Я познакомился с вашим… с твоим отцом, Мишутка. Слышал по радио оркестр… Это твоя гармонизация «Дубинушки»?
Мишутка неожиданно скромно опустил глаза.
– Это ерунда… У меня лучше есть… Пролетарскую симфонию для дома сочинил… Сколько ребята разобрать не могут. Говорят, что очень густо ноты пишу и диезов много… А переписать некому.
– Ты учишься музыке?
– В техникуме вашего имени, товарищ, начальник.
Глаголеву стало немножко совестно, что он ни разу не додумался навестить музыкальный техникум, носящий его имя.
– На каком курсе?
– У нас нет курсов, товарищ начальник… А я только во вторую группу с этого сентября перешел… Дел много. С утра на завод, потом в группу, да еще в радиокружке… Прямо разорваться… Суток мало.
– Я рад познакомиться с тобой, товарищ Мишутка. Глаголев пожал молодую твердую ладонь Мишутки. – Иди в залу веселиться… Там тебя дожидаются. – Он шутливо подмигнул Мишутке, который покраснел и поклонился.
Директор вырос перед Глаголевым.
– Автомобиль ваш, товарищ Глаголев, сейчас исправлен и доставлен к нам, стоит в гараже… Шофер отогревается.
– Хорошо, – улыбнулся Глаголев, потому что живо представил себе, как «отогревается» Никеев.
Директор не переставал расшаркиваться и делал рукой пригласительные жесты, все время говоря. Глаголев понял несколько слов:
– А теперь к нам… Администрация вверенного мне завода просит вас не отказать.
Из залы неслись оглушающие звуки трубящего оркестра и топот танцующих. Глаголев поднимался по широкой лестнице и слушал директора.
– Вот сюда… Прошу… В этот кабинет.
Через распахнутую дверь лился раздражающий яркий свет люстр. Нарядная толпа гостей и администрации теснилась, чтобы пропустить Глаголева к белоснежному праздничному столу. Опять раздались аплодисменты. Глаголев облегченно вздохнул, когда они кончились.
Он хотел спросить о чем-то директора, но директор в это время озабоченно слушал торопливый доклад молодого инженера, который, видимо, прямо с дежурства только что пришел с работы и чувствовал себя неловко среди блестящего общества.
– Что это такое? – посмотрел Глаголев на инженера в фланелевой рабочей куртке. Бритое лицо инженера было возбуждено и озабочено.
На минуту все притихло. Но директор оторвался от инженера. Инженер поспешно вышел. Директор хлопнул в ладоши.
– Товарищи!.. Граждане!.. Будьте как дома… Вы у нас в гостях… Прошу!
Заиграла музыка салонного оркестрика, спрятанного где-то в углу. Наверху топали танцующие в зале. Директор подвинул севшему Глаголеву стакан с чаем и незаметно прошевелил губами:
– Инженер Гэз сейчас донес мне, что…
Tax стоял около распределительного щита в рентгеновском кабинете городской больницы и горячо говорил главному врачу:
– Непостижимая штука… Чертовщина… Две недели назад у меня отсюда крадут два миллиамперметра… Останавливается вся работа рентгена… Угрозыск ищет без результата… Превосходно? А вчера вечером я вхожу сюда и вижу: пропавшие два миллиамперметра, извольте, довольно аккуратно ввернуты в соответственные места. Не верю глазам… Включаю ток, чтобы рассмотреть их при свете… Трах! Реостаты перегорают, предохранители тоже, все к черту… И самое главное… Амперметры – не те… Это черт знает какие… Одним словом, не мои, не наши… Рентген испорчен… Чьи это симпатичные шуточки, хотел бы я знать!
– Я тоже хотел бы, – отозвался главный врач и погладил свою пушистую бороду. – Все это очень неприятно. В здравотделе косо смотрят на эту историю… Говорят: слаб надзор…
– Черт с надзором! Не можем же мы по часовому ставить у каждого казенного больничного предмета. Если это свой вор, то от него не убережешься… Впрочем, я не думаю, что это свой…
– Не ручайтесь, Tax, ни за кого… Лучше скажите… Наладить рентген можно?
Tax перестал волноваться и вслух подумал:
– Сразу этого не скажешь… Я только что сдал дежурство… Устал, как собака… Всю ночь не давали спать… Везли и везли больных. Один заворот кишок оперировали в три утра с Николаем Ивановичем, спасибо, он рядом в клинике дежурил… Старика принесли, скоропостижно умершего… Ожоги… Два перелома конечностей… Опять песком тротуары не посыпают… Калечится народ.
Главный врач собрался уходить.
– Все-таки сметку мне нельзя ли поскорей? Я пошлю бумажку, успокою здравотдeльцев… А то там запорют горячку.
Главный врач ушел. Tax походил по кабинету и вскрикнул:
– Неужели? – Остановился на секунду, потер руки и опять вскрикнул: – Неужели?.. Не может быть… А вдруг? – Он топнул ногой. – Но это же чудовищно… Невероятно. Если так, то, значит, я… Ах, черт возьми… В дверь просунулась из вестибюля голова ассистентки.