Это был тупик, безнадежный тупик и преодолеть его могло помочь лишь чудо. А Багдасаров в чудеса не верил. Отступить сейчас, когда до заветной цели остался лишь шаг, было вдвойне, втройне обидно. Ромка разделял отчаяние Багдасарова, но помочь ничем, увы, не мог.
Однако, история с перстнями на этом не закончилась. Развязка наступила летом следующего года. Ромке осенью предстоял уход в армию. Багдасаров с Димой Федоренко закончили практику и уехали восвояси, в маленький южный городишко. Ромка целыми днями жарился на пляже в Гидропарке, заявляясь домой только для того, чтобы переночевать. В один прекрасный день он обнаружил на зеркале в прихожей телеграмму. Она была короткой; прочитав неровно наклеенные строчки, Ромка сжался и почувствовал в груди прозрачный холодок.
"Восьмого августа открываем дорогу. Будь дома. Багдасаров".
- Восьмого августа, - пробормотал Ромка. - Август... восьмой месяц. Гм, восьмого восьмого восемьдесят восьмого - надо же, сплошные восьмерки, и день, и месяц, и год.
Ромка вздохнул, вспомнив, как уважал Багдасаров эту цифру. Все его футболки неизменно носили на спине восьмерку. Или две. И комната в общежитии была 88-я.
Ромка еще раз вздохнул и на всякий случай вспомнил, когда родился Багдасаров. Результат заставил его вздрогнуть. Восьмого августа, около полудня! Ромка, сообразив, что Славкин друг-неразлейвода Дима Федоренко всего на полтора часа старше, яростно зашипел и стал столь же яростно стаскивать рубашку. В проеме дверей появилась мать.
- Где тебя носит, несчастный? - не особо сердито осведомилась она. Дома тебя не увидишь. Я начинаю забывать, как ты выглядишь...
Ромка чмокнул ее в щеку.
- Завтра целый день дома сидеть буду! - пообещал он и подумал, что дает обещание не только и не столько матери...
День провел он словно на иголках. Отоспавшись на пляже на месяц вперед, он проснулся рано, не пробило еще и семи часов. Уныло пожевав чего-то на кухне, Ромка забрался в самый темный и самый прохладный угол своей комнаты и попробовал почитать, но в голову ничего не лезло. Мысли вновь и вновь возвращались к Багдасарову.
Значит, он все-таки отыскал последний перстень. Гадать как он узнал о судьбе реликвии Степана Гурьева было, конечно же, бесполезно.
Отбросив книгу, Ромка стал бродить по квартире, мучительно ожидая вестей от Багдасарова. К десяти часам он едва не завыл от тоски. К двенадцати стал поминутно направляться к двери и всякий раз останавливался в прихожей. К часу он жутко проголодался, видимо от волнения, и на какое-то время отвлекся от своего тревожного ожидания.
Багдасаров позвонил только в четыре.
- Рома?
- Да!!! Наконец-то! Я чуть с ума не сошел! Ты нашел перстень Гурьева?
- Э-э-э... В общем, да.
- Где? У кого? - затараторил Ромка.
Не будем спешить, - философски хмыкнул Багдасаров. - Мы сейчас на вокзале, ты подходи к нашей общаге через полчасика. Ладушки?
- Понял! - выдохнул Ромка. - Бегу!
С треском опустив трубку на аппарат он бросился к выходу. С Подола до Севастопольской площади выходило поболее, чем полчаса. Так что бежал Ромка не зря.
Багдасаров на вокзале отнял коротко гудящую трубку от уха, глянул на нее и проворчал:
- Беги-беги... - он повернулся к стоящему позади Диме Федоренко.
- Ну, и мы пошли...
Они отмахнулись от назойливых таксистов и зашагали в сторону "Украины", к остановке девятки.
Когда они приблизились к общежитию, в глаза сразу же бросилась приплясывающая от нетерпения фигура Ромки. Увидев их, Ромка со всех ног кинулся навстречу.
- Ну? Ну, что?
Багдасаров с Димой переглянулись и одновременно захохотали.
- Может быть, здравствуй, для начала?
Ромка смутился. После крепких рукопожатий все трое поднялись наверх, в 88-ю.
На столе за время их отсутствия скопился толстый слой буроватой пыли. Багдасаров вытер ее газетой и водрузил на стол новенький кожаный дипломат.
- Ну, что, расскажем? - спросил он у Димы. Тот утвердительно кивнул.
Багдасаров покосился в сторону окна и начал:
- Значит так, Ромочка. Последний перстень, номер шесть - это вовсе не перстень Степана Гурьева. Тот перстень был среди тех двух, что попали к женевскому лавочнику. Либо это тот, который принес ты, подарок (хотя, какой к чертям это подарок - за деньги) твоему отцу, либо тот, что успел побывать в Болгарии. Во всяком случае, эти два перстня когда-то принадлежали Гурьеву и Марату Мурзаеву, правда какой кому, уже вряд ли удастся узнать.
Ромка слушал, раскрыв рот. Багдасаров продолжал:
- Но мы этого даже не предполагали, считая, что перстень Гурьева в Сибири. И пошли по неверному пути. На самом же деле у нас не хватало перстня Клауса Морке, который, как мы считали, давно был у нас в руках. Найти его в который раз помог случай.
Багдасаров задумчиво провел ладонью по волосам.
- Я еще подумал, не слишком ли много случаев помогало мне в поисках? Словно вел кто-то сквозь туман и неизвестность.
- Разве это плохо? - тихо спросил Ромка.
- Кто знает? - неопределенно отозвался Багдасаров после недолгой паузы.
- В общем, когда я вернулся из Киева домой, - возобновил он рассказ, - меня ждало письмо. От кого, думаешь?
- От женевского торговца? - храбро предположил Ромка.
Багдасаров улыбнулся и покачал головой.
- Нет. От моего сослуживца - Леокса Тита. Помнишь?
Ромка кивнул.
- Так вот. Леокс теперь живет в Таллине. Работает в порту. Этой весной он заметил на шее одного иностранного моряка цепочку, а на цепочке...
- Перстень! - догадался Ромка.
- Два перстня, - поправил Багдасаров. - Целых два!
- Как два? - опешил Ромка. - Их же семь! А получается уже восемь!
И подумал: "Снова восемь! Магическое число!"
- Вот и я так же удивился. Леокс познакомился с моряком. Его зовут Эрвин Гийс. А девичья фамилия его бабки, - Багдасаров сделал паузу, Морке.
- Морке, - выдохнул Ромка. И повторил: - Морке.
- Да, Морке. Он служит матросом на судне, которое ходит по маршруту Антверпен - Таллин. Поэтому он часто бывает в Таллине.
- И ты помчался в Таллин, в Эстонию?
- А что оставалось делать? Мы с Димой собрались и живо уехали. Четыре дня назад Гийс, вместе со своим судном, разумеется, пришвартовался в Таллине. Мы за него взялись. Леокс еще раньше пытался уговорить его обменять или продать перстни. Но тот неожиданно уперся, заявив, что если и продаст когда-нибудь, то только человеку, собирающему их. Я его все же уломал, хотя он упирался донельзя.
Тут-то и началось самое интересное. Перстни Гийса значились под номерами шесть и два. Я поинтересовался - откуда они? Тот ответил, что это семейная реликвия, передающаяся по наследству - стандартный расклад, значит правда. Истории перстней Гийс не знал, но догадывался, что их несколько штук. У него возникла смутная идея сделать себе целое ожерелье. Гийс в первые часы даже пытался склонить меня к продаже моих перстней. Боже, как я с ним намучался, пока уболтал!
