Александр Колпаков - Сборник "Последний лемур"

Светлана бессильно поникла на оранжевый песок.

Стоявшие поблизости от неё астронавты тоже упали как подкошенные и больше не встали. Варен, два геолога, математик и программисты, находившиеся дальше всех от берега, пострадали, вероятно, меньше других, так как судорожными рывками ползли к атомоходу. Ещё и ещё раз вдогонку им, на лежащих, на атомоход падало иссиня-голубое облако. Варен успел добраться до машины, но так и застыл, перебросив половину туловища через борт…

Руссов вскочил на ноги, бессмысленно наблюдая за рыбоящером, который как ни в чём не бывало резвился в воде. Потом он скрылся в волнах и больше не показывался. Коротко, невнятно вскрикнув, Руссов бросился надевать скафандр. Спустя две минуты он уже бежал по тропе, впервые от начала времён проложенной атомоходом на этой земле. Он бежал, не чувствуя ни, усталости, ни бодрости, как бегут поражённые ужасом люди, машинально отводя в сторону толстые стебли трав и пышные шапки невиданных цветов. Иногда он падал, зацепившись ногой за корягу или Ствол поверженного атомоходом дерева, и недвижно лежал, не имея сил подняться.

В этом лесу было невероятно жарко: наручный электронный термометр, вмонтированный в обшлаг скафандра, показывал 60 градусов выше нуля. И это «в тени» тропического леса! Пот лил с Руссова градом, слепя глаза; он вынужден был остановиться, чтобы до отказа включить регулятор охлаждения и кондиционирования воздуха в скафандре.

Двенадцать километров, отделяющих место катастрофы от «Паллады», задыхаясь и падая от усталости, он с трудом преодолел за полтора часа.

Астронавты, поражённые разрядом неведомой энергии, лежали в самых разнообразных позах. Ближе всех к воде лежала Светлана; она свернулась калачиком, как будто намереваясь поспать на этом перламутровом галечном берегу под убаюкивающий рокот прибоя. Руссов увидел её лицо, тронутое мгновенным страданием, плотно сжатый рот, длинные стрелы ресниц на бледной щеке. Острая боль пронзила его сердце. Он лихорадочно осмотрел всех товарищей, ещё надеясь на чудо… Мысль об одиночестве ужаснула его. Когда он, двигаясь от берега и поочерёдно осматривая астронавтов, достиг атомохода, последняя надежда покинула его: все были мертвы!

Тихий звук над головой заставил его испуганно вздрогнуть и посмотреть вверх: антигравитационный телепередатчик продолжал безучастно кружить над местом трагедии, с бесстрастной точностью автомата посылая на экран «Паллады» цветные изображения.

Он вспомнил, что не возвратил передатчик на корабль. Этот звук напоминал ему теперь похоронный звон.

«Что же это?.. Как же это?..» — беззвучно шептал Руссов, опускаясь на землю. «Один… совсем один… и до Земли двадцать три парсека». Он встал, подошёл к физику, сражённому, как Светлана, у самой кромки берега. «Какой вид излучений мог убить их?.. Может быть, это не смертельно?.. Обыкновенный паралич?..» Он впился взглядом в шкалы приборов, укреплённых на груди физика. Цветной шарик индикатора тихо покачивался над синей буквой «э». «Электроны!.. — с облегчением подумал Руссов. — Поток электронов! Чудовище выбрасывает электрические разряды». Он снова посмотрел на стрелки приборов.

Сумматор показывал 1825 киловатт. Такова была мощность разряда, настигшего его товарищей! Только высокотемпературное зелёное светило могло породить на этой планете формы жизни, способные аккумулировать и излучать электрическую энергию столь мощными порциями. Потом он мысленно оценил защитные свойства скафандров, и искра надежды: забрезжила в его сознании. «Возможно, просто тяжёлый электрический шок?» Перед его глазами встало сферическое здание Института космических травм, расположенное на северо-восточной окраине Города Вечности. Там излечивали и не такое… Да, но ведь он совершенно один! И до Города Вечности семьдесят световых лет. Анабиоз! Гипотермия! Вот что спасёт товарищей от необратимых изменений в их организмах на долгом пути к солнечной системе.

Его лицо стало сосредоточенным, суровым. Он знал теперь, что должен делать. Прежде всего защитить товарищей от действия могучего зелёного солнца, от его пламенных лучей. Наручный термометр показывал 70 градусов жары! Поминутно оступаясь на шуршащей гальке, он торопливо перебегал от одного к другому, выводя регуляторы охлаждения на каждом костюме влево до упора. Это должно было обеспечить нулевую температуру внутри скафандров. Затем он стал переносить товарищей к атомоходу.

Альфа Эридана прошла зенит и стала медленно клониться к западу, когда он, еле двигая ногами от усталости, наконец, сел за руль и включил двигатель; но вместо знакомого пения атомного реактора ощутил пугающую звонкую тишину. Он снова включил двигатель — и снова тишина. Недоумевая, Руссов поднял капот. В глаза ему сразу бросился светящийся диск счётчика излучений. «Ионизация нарастает! — кричал его красный зрачок. — Уходи». Вероятно, одним из разрядов ударило по двигателю атомохода. Многочисленные короткие замыкания, о которых свидетельствовали оплавленные, сгоревшие концы проводов, контакты и сердечники реле, нарушили взаимодействие всех частей автоматической схемы, вывели из строя защитные экраны и каскады реактора, и теперь его излучение просачивалось наружу, с каждой минутой усиливаясь. Он ещё раз взглянул на счётчик — пять тысяч рентген в час… Это предел, выше которого скафандры уже не защищают!..

Нельзя было оставаться в атомоходе ни минуты больше. Он бросился выносить тела товарищей из опасной зоны.

Мерно рокотал фиолетовый прибой, ему вторил глухой шум деревьев на опушке леса, а Руссов, задыхаясь и тяжело переставляя непослушные, будто свинцовые ноги, всё отмеривал мучительно-длинные метры: восемьдесят шагов с тяжёлой ношей до опушки леса, восемьдесят шагов обратно. И так ровно одиннадцать раз. Когда он бережно опустил на землю последнего астронавта, ему сделалось плохо. Он с полчаса отдыхал в каком-то странном полусне. Когда он с трудом поднял голову, ярко-жёлтое веко заходящей Альфы Эридана скрывалось за красноватым горбом лесистого мыса справа от него. Усталость, тяжесть в голове и грозное настоящее вернули его в состояние угрюмой напряжённости. «Что же делать?.. Атомоход неисправен… До «Паллады» двенадцать километров… Почему в корабле нет запасного атомохода? Постой, постой!.. А гравиплан! Ура! Гравиплан!..» Он закричал от радости. Ведь в «Палладе» есть гравиплан, большая вместительная машина! Ему надо лишь добраться до корабля… Вдруг он замер. Он вспомнил, что гравиплан разобран, что механик и электронный инженер перед посадкой обсуждали схему сборки машины; гравиплан существовал лишь в виде более или менее крупных узлов и деталей, укрытых в грузовом отсеке. Руссов бессильно опустился на землю. Одному ему не собрать гравиплана — по крайней мере до тех пор, пока он не будет знать его устройства и взаимодействия частей так же хорошо, как знали это Жонт и электрографик Фёдоров. Как же быть? Идти налегке в звездолёт, бросив здесь товарищей, и приниматься за изучение схемы гравиплана? На это уйдёт, наверное, несколько месяцев. Да, но товарищи не могут здесь находиться больше двух-трёх дней.