Когда я наконец очнулся и увидел, как предрассветные сумерки медленно вливаются в окно спальни, я долго не мог отделаться от звуков детского плача, который, казалась, раздавался где-то поблизости, уже внутри самого дома. Больше я не засыпал, но продолжал лежать неподвижно с широко открытыми глазами и думать о том, какие еще новые сюрпризы принесет мне грядущая ночь, и следующая за ней и еще многие другие ночи, подобные этой.
Приезд из Бостона бригады рабочих-поляков временно отвлек меня от всех тревог, связанных с ночными кошмарами. Старший над ними, коренастый мужчина по имени Джон Чичиорка - или что-то вроде того - оказался малым весьма толковым и пользовался у подчиненных непререкаемым авторитетом. На вид ему было лет пятьдесят, и я особо отметил его на редкость хорошо развитую мускулатуру; приказания, которые он отдавал трем другим рабочим, исполнялись ими с какой-то даже чрезмерной поспешностью - заметно было что они побаиваются его гнева. По словам бригадира, они договорились с моим архитектором, что прибудут сюда через неделю, так как у них еще оставалась одна незаконченная работа в Бостоне, но ту работу внезапно пришлось отложить, и вот они здесь: из Бостона поляки отправили архитектору телеграмму с сообщением о своем скором приезде. Они, в сущности, были готовы приступить к работе немедленно, не дожидаясь архитектора, поскольку тот еще в прошлую встречу передал им необходимые планы и чертежи и звел бригадира в курс дела.
Не долго думая, я дал им первое задание - снять слой штукатурки с северной стены комнаты, находившейся на первом этаже как раз под тайником. При этом им следовало действовать осторожно и аккуратно, дабы не повредить стойки, поддерживавшие перекрытия второго этажа. В дальнейшем предстояло очистить все стены комнаты и заново их оштукатурить, так как старый раствор, изготовленный когда-то вручную, еще дедовским способом (в чем я убедился, осмотрев один из первых отколотых ими кусков) давно уже выцвел и растрескался, сделав эту комнату практически непригодной для проживания. Такие же точно ремонтные работы были совсем недавно проведены в той части дома, которую я в данный момент населял, но тогда это заняло куда больше времени, поскольку изменения вносились не только в отделку, но и в планировку всех помещений.
Я понаблюдал немного за их работой, а затем пошел к себе и начал было уже привыкать к равномерному грохоту молотков и треску отдираемых планок, когда вдруг разом наступила тишина. Подождав несколько секунд, я поднялся со стула и вышел в нижний холл, где и застал все троих неподвижно сгрудившимися у стены. Но вот они попятились назад, торопливо осеняя себя крестными знамениями, а затем сорвались с места и, толкая друг друга, ринулись вон из дома. Пробегая мимо меня, Чичиорка прокричал какое-то невнятное ругательство - должно быть, по-польски, - лицо же его было искажено страхом и яростью. Мгновение спустя вся компания была уже на улице, мотор их машины взревел на максимальных оборотах, взвизгнули рессоры, и шум этот начал стремительно удаляться от усадьбы.
Крайне удивленный и обескураженный, я повернулся и посмотрел на то место, где только что велись работы. Они успели уже снять значительную часть штукатурки и сетки, на которой та лепилась, их рабочие инструменты все еще валялись на полу. Последнее, что они сделали - это вскрыли часть стены сразу за плинтусом, где с прошлых лет накопилось огромное количество разного хлама и мусора. Только приблизившись к стене почти вплотную, я смог разглядеть то, что привело этих бездельников в такой неописуемый ужас и заставило столь паническим образом покинуть мой дом.
У основания стены, в узком пространстве за плинтусом, среди давно пожелтевших, обглоданных мышами бумаг, на которых тем не менее еще можно было различить странные каббалистические рисунки и знаки, среди жутких орудий смерти и уничтожения - коротких ножей и кинжалов, заржавевших скорее от крови, чем от сырости - лежали маленькие черепа и кости как минимум троих детей!
Я далеко не сразу поверил собственным глазам - выходит, все эти пустые нелепые бредни, которых я накануне вдоволь наслушался у Ахава Хопкинса, не были столь уж нелепыми и пустыми? За один-единственный миг я понял очень многое. Итак: при жизни моего прадеда в окрестностях усадьбы с удивительным постоянством бесследно исчезали дети; его подозревали в черной магии и колдовстве, в исполнении тайных сатанинских обрядов, составной частью которых было жертвоприношение невинных младенцев, - и вот здесь, в стенах дома я нахожу неоспоримые доказательства, подтверждающие правоту тех, кто обвинял его в нечестивых и гнусных деяниях.
Выйдя наконец из состояния шока, я понял, что мне надлежит действовать как можно быстрее. Если об этом открытии станет известно в округе, мое дальнейшее пребывание здесь превратится в нескончаемую травлю - об этом уж позаботятся все чадолюбивые и богобоязненные соседи. Оставив колебания, я бросился в свою комнату, схватил первую попавшуюся картонную коробку, вернулся к пролому и тщательно собрал в нее все, что мне удалось найти, вплоть до мельчайшей косточки. Затем я перенес этот страшный груз в наш фамильный склеп и высыпал кости в пустую нишу, некогда хранившую в себе тело Джедедии Пибоди. По счастью, хрупкие детские черепа в процессе транспортировки, раскрошились на мелкие осколки, так что со стороны все это теперь смотрелось лишь как полуистлевшая груда останков давным-давно умершего человека, и только специальная экспертиза могла бы установить происхождение костей,- экспертиза, необходимость которой в данном случае вряд ли кому могла прийти в голову. Таким образом я успел уничтожить улики и был готов отрицать как досужий вымысел или как обман зрения все, что бы ни наговорили рабочие архитектору. Впрочем, на сей счет я беспокоился зря, ибо насмерть перепуганные поляки так и не открыли ему настоящую причину своего бегства из усадьбы.
Между тем я не стал ждать приезда архитектора, чтобы узнать от него все эти подробности - в конце концов такого poдa происшествия должны были больше волновать его, чем меня, поскольку наем работников для усадьбы значился в условиях заключенного с ним контракта, но, следуя неизвестно откуда возникшему инстинктивному побуждению, отправился наверх в тайную комнату, прихватив с собой мощный электрический фонарь и вооружась твердым намерением покончить раз и навсегда со всеми загадками этого дома. Долго искать мне не пришлось - едва луч света упал в открывшийся проем двери, как по спинемоей пробежал холодок, - на полу рядом со следами, оставленными мной и архитектором во время нашего первого краткого визита, были отчетливо видны иные, еще более свежие следы; стало быть, некто - или нечто - посещал эту комнату совсем недавно, уже после нас. Следы были хорошо различимы, и мне не составило труда определить, что одни из них принадлежали босым ногам человека, а другие - я совершенно уверен - кошачьим лапам. Но наибольшее впечатление на меня произвел даже не сам факт чьего-то незримого присутствия, а то, что следы брали начало из северо-восточного угла комнаты, где, учитывая ее уродливо-абсурдную геометрию, не было достаточно пространства для передвижения не только человека, но даже и кота - под таким наклоном сходились в этом месте пол и крыша. И все же именно здесь, судя по следам, эти двое впервые появились в комнате, отсюда следы вели уже к черному столу, на котором я обнаружил последнее и самое жуткое свидетельство их пребывания; причем, увлекшись изучением следов, я заметил его лишь тогда, когда уже в буквальном смысле ткнулся в стол носом.
