— Тоже мне, чудо. В любой деревне так или иначе есть ослы и ослицы. Вон ревет один, отсюда слышно.
Через четверть часа апостолы вернулись невредимые и с ослами. Матфей успел шепнуть мне, что скотину они увели качественно, никто и не заметил. Впрочем, никто и не интересовался подробностями кражи — на ослицу быстренько устелили запасные одежды кого-то из апостолов, на них сел Иисус, и процессия тронулась к своему пункту назначения.
Народ, шедший с нами, действительно верил.
Я — прожженный циник и знаю, что церковь — прежде всего своего рода коммерция. В бога там мало кто верит, потому, собственно, и послали меня сюда — проследить, чтобы все совпадало с канонами, независимо от присутствия или отсутствия небесных сил. Но зрелище людей, срывающих себя одежды и расстилающих их на дороге перед копытами Иисусова осла, забрасывающих пыль свежей зеленью, вызвало у меня умиление и очередную дикую мысль: «А что если Иисус на самом деле Господь?» Чем черт не шутит… Но это было слишком страшно, чтобы рассуждать всерьез. Нет, точно, к психотерапевту. И отпуск, отпуск! На Кипр или в Афонский санаторий, погонять в бильярд, сходить в кегельбан… Водные лыжи, холодное пиво, стереокино, полутемный зал, а рядом — девушка… Вон как та большеглазая красавица, которая вопит:
— Осанна сыну Давидову! Благословен грядущий во имя господне!
Как они его любят, а?
Жители Иерусалима дивились столь пышной процессии и спрашивали:
— Кто сей?
— Иисус, пророк из Назарета Галилейского, — отвечали мы.
Как и следовало ожидать, в храме Иисус устроил настоящий погром, разогнав покупателей и продавцов. Грохотали опрокинутые столы менял, звенела по камням мелочь, клокотали испуганные голуби, а среди всего этого бедлама возвышался Иисус и кричал, грозно подняв сжатый кулак:
— Написано: дом мой домом молитвы наречется! А вы сделали его вертепом разбойников!
Набившийся в здание храма люд уделял значительно больше внимания раскатившимся по полу монетам, кое-кто из апостолов, как я успел заметить, тоже соблазнился.
Ночевали мы в Вифании. Отойдя по естественной надобности за кусты, я неожиданно натолкнулся на Иисуса.
— Куда собрался на ночь, Иуда? — спросил он.
Сумерки скрадывали черты его лица, угадывалась только короткая бородка и поблескивающие глаза.
— Животом страдаю, Господи, — ответил я.
— Что, таблетки закончились? — насмешливо спросил Иисус. — Могу поделиться.
— Буду благодарен, — сказал я, стараясь держаться как можно более непринужденно.
Он запустил руку под одежду и, покопавшись там, положил мне в ладонь нечто маленькое и круглое. Капсула-шарик, видимо, какой-то антибиотик. Я сунул ее в рот и подождал, пока лекарство, пузырясь, растает под языком. Иисус молчал.
— Спасибо, — сказал я. — Чертова местная еда.
— Нужно было взять больший запас, — равнодушно сказал Иисус. — Как это сделал я. Так тебя прислали мне в помощь?
— Давай уточним вначале, кто тебя сюда отправил.
— Ватикан.
— Вот оно что! Как интересно получается: значит, Патриарх ничего не знал о том, что Папа послал сюда своего человека. И так всегда: не знает правая рука, что творит левая.
— А меня — Москва. Проследить, чтобы все произошло так, как должно произойти… Могу тебя обрадовать — тут шляется агент АК, а может быть, и двое.
— Я подозревал, — кивнул Иисус. — Петр и Андрей?
— Думаю, да.
— Попробуем направить их усилия в нужное русло… Кстати, меня зовут Дэвид. Или Давид. Давид Мейер.
— Олег. Олег Дивонис.
— Еврей?
— Ну неужели Москва послала бы в Иудею русского?
— Москва способна на всякое. — Он коротко рассмеялся. — Надо полагать, ты отбываешь после распятия?
— Согласно Библии, я должен повеситься. Вешаться я, само собой, не собираюсь, но должен еще присмотреть, чтобы все было в порядке с воскресением… Кстати, что ты там придумал на сей счет?
— Все продумано: перед казнью я приму биоконсервант, очень большую дозу, спокойно умру на кресте, а потом, через три дня, заработает вшитый вот сюда, — он похлопал себя по животу, — регенератор Прайори, который восстановит нормальную жизнедеятельность. Как видишь, Ватикан не поскупился.
— А если что-то пойдет не так?
— Я сижу здесь уже очень много лет. И годы не прошли для меня даром. Знаешь, ведь никто не мог знать, что я — человек. Постепенно я и сам начал верить, что я — сын божий. И Ватикан действовал, направляемый рукой господа нашего, когда посылал меня… Ведь не сказано, из какого времени должен прийти мессия, так отчего же не из будущего? Как ты думаешь, русский?
Ничего удивительного, я и сам бы сошел с ума, сиди здесь столько лет. Исцеления, пусть и при помощи лекарств грядущего, чудеса, толпы верующих. Он почувствовал себя сыном божьим.
— А что если он и есть сын божий? Ведь в самом деле… Мессия, пришедший из будущего…
— Хорошо, пусть все идет как идет.
— Да, хотел спросить, — вспомнил я. — Если ты из Ватикана, откуда знаешь песню Бернеса?
— Я родился и вырос в Калуге, — коротко ответил Иисус-Давид.
— Ясно… Ну, и что мы будем делать?
— Ты же знаешь евангельский текст, вот и делай свое дело. А я буду делать свое.
* * *
— Вы знаете, что через два дня будет пасха и сын человеческий предан будет на распятие, — напомнил Иисус апостолам.
В эти дни, насколько я помнил, иерусалимские первосвященники, книжники и старейшины собрались у Каиафы, где судили и рядили, как взять Иисуса хитростью и убить его. Стало быть, мой выход. Оставив ящик с казной на попечение Матфея, я сослался на живот и сказал, что пойду в город поискать лекаря.
— Что же ты не обратишься к Господу? — недоуменно спросил Матфей. — Он исцелил бы тебя мановением руки.
— Зачем утомлять Господа в том, от чего есть средства простые? Я скоро вернусь, а если кто спросит, куда пошел Иуда, так и скажи: в Иерусалим к лекарю.
Найти двор Каиафы оказалось несложно — я спросил дорогу у попавшегося на пути гончара, подкрепив вопрос монеткой. Стражник дома первосвященника довольно грубо остановил меня, но я поведал, что являюсь одним из учеников пресловутого Иисуса и имею что сказать почтенному Каиафе. Тогда меня препроводили в его покои, где Каиафа сидел в окружении своей шайки.
Первосвященник был стар и толст. Ноги его, украшенные синими варикозными венами, возлежали на скамеечке, а сам Каиафа сидел в огромном кресле и что-то прихлебывал из глиняной чашечки.
— Кто ты, что посмел явиться сюда? — вяло спросил он.
— Я — Иуда из Кериофа, ученик и казначей человека, прозванного Иисусом, царем Иудейским.
