— Действительно, — сказал Михаил. — Лампочка вроде бы не изнашивается. Она горит, горит — и вдруг перегорает.
— Именно! — Платонов встал и прошелся по веранде, сунув руки в карманы. — Вдруг перегорает. Ступенька, скачкообразный переход в новое качество… Разумеется, подавляющее большинство вещей подвержено первой категории износа — постепенной. И я стал размышлять: можно ли перевести подошвенную кожу в условия износа второй категории — чтобы ее износ имел не постепенный характер, а ступенчатый? Скажем так: носишь ботинки, носишь, а подошва все как новая. Затем истекает некий срок — ив один прекрасный день они мигом разваливаются. Никаких сомнений, можно ли их носить еще. Как электрическая лампочка — хлоп, и нет ее.
Платонов внезапно замолчал. Он облокотился о перила и словно высматривал что-то в темноте сада.
— Мысль интересная, — сказал Михаил. — Вещь все время новая до определенного срока.
— И вы сделали такие ботинки, которые не изнашиваются? — спросила Ася.
— Да.
— Но как вы этого добились? — заинтересованно спросил Михаил.
— Долгая история, дружок. В общем, мы после многолетних опытов добились, что кожа органического происхождения сама восстанавливает изношенные клетки. Но… видишь ли, подошва — не такая уж важная проблема. Дело в принципе, а он завел меня… и других… довольно далеко… — Платонов выпрямился. — Ну, об этом как-нибудь в другой раз.
— Хотите еще чаю? — сказала Ася. — Я сразу подумала, что вы изобретатель. Выходит, можно делать и пальто, и другие вещи, и они все время будут как новые?
— Можно делать и пальто… Ну, я пойду.
— Опять будете работать всю ночь?
— Возможно.
Тут у садовой калитки постучали. Игорь побежал открывать.
— Это дом Левицких? — донесся до веранды высокий женский голос.
— Да, — ответил Игорь.
— Скажите, пожалуйста, у вас живет Георгий Платонов?
У Платонова взлетели брови, когда он услышал этот голос. Он медленно спустился с веранды и шагнул навстречу стройной молодой женщине в сером костюме, которая вслед за Игорем шла по садовой дорожке.
— Георгий!
Она кинулась к нему и уткнулась лицом ему в грудь, он взял ее за вздрагивающие плечи, глаза его были полузакрыты.
— Зачем ты приехала? — сказал он. — Как ты меня нашла?
Женщина подняла мокрое от слез лицо.
— Нашла — и все…
— Пойдем ко мне, поговорим.
Он взял ее за руку и повел в свою комнату, на ходу пробормотав извинение.
— Пожалуйста, — откликнулась Ася. Поджав губы, она посмотрела на мужа. Ну, что ты скажешь?
— Какое у нее лицо, — тихо проговорил Михаил.
— Хоть бы поздоровалась с нами… Однако у твоего старого дядюшки довольно молодые знакомые, ты не находишь?
— Может быть, это его жена…
— Жена? Значит, по-твоему, он сбежал от жены? Какой милый, резвый дядюшка!
— Перестань, Ася. Разве ты не видишь. У них что-то произошло.
— Вижу, вижу. Я все вижу. — Ася принялась споласкивать стаканы.
Михаил спустился в сад, вынес из пристроечки шланг и приладил его к водяной колонке. Он старался не смотреть в окно Платонова, но боковым зрением видел, что там не горит свет.
Тугая струя била из шланга, земля, трава и деревья жадно пили воду, и Михаил не жалел воды, чтобы они напились как следует.
Потом он вернулся на веранду, снова сел за прибранный стол, и Ася сказала:
— Надо идти спать. Он не ответил.
— Что с тобой, Миша? Ты меня слышишь?
— Да. Мне не хочется спать.
Она подошла к нему сзади и обвила полными руками его шею.
— Я бы хотела, чтобы он поскорее уехал, Миша. Не сердись на меня, но мне кажется… он вносит в нашу жизнь какую-то смуту… Так спокойно было, когда мы его не знали…
Он погладил ее по руке.
Послышались шаги. Ася отошла к перилам веранды и скрестила руки на груди. Что еще преподнесут эти двое?..
Тихо отворилась стеклянная дверь. Платонов и женщина в сером костюме вышли на веранду.
— Я должна извиниться перед вами, — сказала женщина, на милом ее лице появилась смущенная улыбка ребенка, знающего, что его простят. — Меня зовут Галина Куломзина, я некоторое время была ассистенткой Георгия Ильича в Борках.
Михаил поспешно подвинул к ней плетеное кресло.
— Садитесь, пожалуйста.
— Спасибо. Я привыкла заботиться о Георгии и… Словом, я приплыла сюда на «Балаклаве» и обошла весь город. У вас такой чудесный город, только очень устаешь от лестниц…
— Это верно. — Михаил улыбнулся. — К Кара-Буруну нужно привыкнуть.
— Я не знала, где остановился Георгий, и спрашивала буквально у всех встречных, описывала его внешность… Смешное и безнадежное занятие, не правда ли?.. Я даже ездила в Халцедоновую бухту и обошла все пансионаты. Наконец, меня надоумили пойти в курортное управление. К счастью, одна женщина, задержавшаяся там на работе, знала, что к одной из ее сотрудниц… к вам, — она улыбнулась Асе, — приехал погостить родственник…
«Это Шурочка», — подумала Ася и сказала вслух:
— Все хорошо, что хорошо кончается.
— Да… Я безумно устала, но, слава богу, я нашла его. — Галина долгим взглядом посмотрела на Платонова, неподвижно стоявшего у перил.
— Налить вам чаю? — спросила Ася.
— Минуточку, Ася, — вмешался Платонов. — Прежде всего: нельзя ли снять для Галины комнату здесь по соседству?
Ася изумленно посмотрела на него.
— Сейчас уже поздновато, — произнесла она с запинкой. — Но… почему бы вашей… ассистентке не остаться у нас? Игорь спит в саду, его комната свободна.
— Конечно, — сказал Михаил. — Располагайтесь в комнате Игоря.
— Благодарю вас, — Галина вздохнула. — Я так устала, что мне, право, безразлично…
— Кстати, куда это Игорь запропастился? — Ася поглядела в сад. — Игорь!
После того как незнакомая женщина кинулась к дяде Георгию, Игорь тихонько отступил в тень деревьев. Он пробрался в дальний угол сада и сел на выступ скалы. Смутное ощущение предстоящей разлуки охватило его. И Игорь подумал, что никогда и ни за что не женится, потому что там, где появляется женщина, сразу все идет кувырком.
А наутро Платонов исчез.
Первым это обнаружил Игорь. За три недели он привык, что дядя Георгий будил его ни свет ни заря, но в это утро он проснулся сам. По солнцу Игорь определил, что обычный час побудки давно миновал. С неприятным ощущением некоей перемены он, тихонько ступая босыми ногами, вошел в дом и приоткрыл дверь комнаты Платонова.
Дяди не было. Приборы все были свалены в углу в беспорядочной куче.
Ясно. Ушел в горы один.
Горшей обиды Игорю никто и никогда не наносил. Чтобы не заплакать, он поскорее залез на ореховое дерево, самое высокое в саду, и стал смотреть на море, голубое и серебряное в тот ранний час. Из бухты выходил белый теплоход, медленно разворачиваясь вправо,
