9. Внимание и повиновение
Время летело быстрее стрелы, быстрее ополоумевшего самума, рассекая шамширом слепой удачи войлочную кошму осторожности. Эр-Рахман жил словно во сне; вчерашний юнец-ветрогон, на которого снисходительно взирали седобородые мудрецы (а кое-кто - даже с хорошо скрываемым поощрением всех не подобающих наследнику шалостей), теперь он чувствовал себя тем, кем должен был бы являться для окружающих - владыкой. Должен бы, но до недавнего времени - не был и не очень-то хотел стать таковым. Дни были сном, а ночи... Принц не думал об этом. Не желал думать. Не желал разрушать замок счастья и уюта, какой - он знал доподлинно, - удается возвести далеко не каждому смертному. Пусть замок этот возведен на песке и простоит лишь несколько лет - о грядущем дне эр-Рахман также не задумывался. Как не делает ни один из сынов Аллаха, когда ему не минуло еще семнадцати весен. О завтрашнем дне пусть думают те, кто снаряжает в поход войска - его войска! О завтрашнем дне - и том времени, которое непременно наступит, не может не наступить в год сто третий по календарю пророка (да благословит его Аллах и приветствует!), в год семьсот семнадцатый по счету этих неверных-назарян, поклоняющихся пророку Исе и считающих его - Богом. Принц знал, что полководческого таланта, равного отцовскому, он не имел, как не имел его опыта. Пока - не имел; быть может, через десять лет о нем заговорят с тем же уважением, смешанным с немалой толикой страха. Сейчас, даже если ведьма не обманула и сражение с гяурами все-таки будет выиграно, - победу эту припишут его, Ади ибн-Керима, удаче. Но не способностям. И однако, Iqbal, дух удачи, также сопутствует далеко не всякому. А эр-Рахман был совершенно не против того, чтобы стать для Берберии тем, чем некогда исключительно и должен был бы являться владыка престола. Живым воплощением удачи. Глупый баран, трусливый заяц, подлая гиена, бесхребетный червь, - титулы, не слишком украшающие любого, и тем более - правителя. Но в прошлом было не так уж и мало случаев, когда люди, носившие одно из этих или подобных прозваний (а то и все сразу), становились не просто властителями, а победоносными завоевателями, укреплявшими и расширявшими границы своих держав - благодаря витавшему над ними ореолу Iqbal. И обладатели этого ореола - включая и тех, кто глупостью состязался с баранами, а упрямством - с ишаками, - никогда и ни на что не променяли бы свой дар. Даже на личную печать легендарного Сулеймана ибн-Дауда, державшую в подчинении всех сверхъестественных существ - джиннов, ифритов, маридов, гулей и иных обитателей мира, лежащего по ту сторону... Во всем прочем полностью доверяя своим советникам, Ади эр-Рахман отказался лишь поднять над своим личным стягом - зеленое знамя джихада. Чтя заветы пророка, да снизойдет на него благословение Аллаха, он не считал всякое сражение с неверными - священным делом веры. Армии Омейадов когда-то прошли под зеленым знаменем джихада через Миср и Либию; но в Ифрикии, у восточных рубежей нынешней Берберии, это знамя вынуждено было бы отступить, не атакуй Керим Черногривый Лев со своей полутысячей всадников правый фланг берберов, что превратило поражение ослабевшего багдадского войска как минимум в ничейный исход. Когда эмир Ахмат Абу-т-Туйвим, любимый племянник халифа Махмуда эль-Омейна, на последовавшем военном совете приписал честь этой победы себе, Керим промолчал - ибо хотел сохранить голову на плечах. В знак признания своих личных заслуг он попросил у эмира только одно: право нести с собой собственный стяг, впереди всей армии. Это право эль-Адреа получил и не прошло и двух недель, как его полутысяча выросла втрое, прежде всего за счет берберов, с которыми Абу-т-Туйвим заключил почетный мир. Воинственное племя Барр эль-Джезаир считало возможным подчиняться лишь самому Кериму, которого признало достойным подчинения. И вот тогда-то Лев ударил сам. Некоторая часть десятитысячного войска Омейадов перешла на его сторону, остальных проглотила пустыня. Так не раз случалось прежде с войсками Картагена и легионерами Империи: чужак не выживет в песках без помощи тех, кто рожден здесь. Зеленое знамя эль-Адреа водрузил в Джардисе над могилой Ахмата и не поднимал его в собственных войнах, хотя сражался часто и в основном с неверными, ведь свет Dar al-Islam, Дома покорных воле Аллаха, едва-едва достиг тех мест, где Керим намеревался основать державу. И основал, положив на это остаток жизни. Объединив и покорив племена северо-западных краев черного материка Нуб; частью то были берберы, мавры и их сородичи, частью - потомки заморских пришельцев, вандалов и готов, которые за три с лишним века до того разграбили южные имперские колонии и сокрушили древний Картаген. Царство Льва назвали Берберией; как ни странно, особых разногласий по этому поводу не было... Берберские галеры, подкрадываясь со стороны Внутреннего моря, держали курс на темную громаду горы Пути, Джабал Тарик. На мачте главной галеры гордо реяли на ветру два флага. Зеленое знамя джихада - чуть пониже, темно-красное с черным абрисом львиной головы полотнище стяга эль-Адреа - на самом верху. Ади ибн-Керим не был Львом, да и Львенком его давно уже не называли. Но сыном своего отца он все же был, и приказывать - когда надо, - умел так, что ветераны, только что скептически взиравшие на юнца-правителя, живо вспоминали низкий рык эль-Адреа и низко кланялись со словами "Внимание и повиновение!"
10. Прощай навек, отец
Мы были вместе с давних пор; и встретившись во сне, не завязали разговор о меркнущем огне, о тайнах Врат и безднах зла. Мы просто шли. Куда? Сквозь снов кривые зеркала, где грезилась беда. Мы шли, не говоря о том, что разделило нас. К чему слова здесь, где наш дом - мираж, обман для глаз; здесь, где дотла сгорел наш мир в тех яростных кострах, что от божественных от игр наш укрывали страх... Полет, паденье, переход по лезвию ножа... Не всякий в нашем сне найдет былых страстей пожар; теперь здесь хлад и серый снег, приветствующий ночь... ночь, что прервет бесцельный бег - и повлечет нас прочь. Мы помнили, что лжет судьба, и дважды лжет - Завет. И жизнь на легких на хлебах - не будет правдой, нет; да только нам не привыкать во лжи искать ключи от тех дверей, куда бежать лишь можно из ночи. А что бежать придется нам - сомнений нет. Ведь мы... Тропу прокладывает сам идущий в ночь из тьмы. Тропу, что в никуда ведет; да только что нам цель! Нам, видевшим Игры исход - и ускользнувшим в щель. Игра Судьбы, игра богов, забава для Владык... В ней наша проливалась кровь на строки древних книг, в ней жизни (наши - в том числе) стояли на кону. Но тех, кто ставил - больше нет. Они пошли ко дну. Мы шли к истокам прошлых дней из завтрашних веков - веков, когда страна теней, прародина богов, Их позовет назад, к себе; и Зову подчинясь, Они уйдут - своей судьбе и нам отмстить клянясь. Ведь это мы, раскрыв Врата, Зов выпустили в свет, и ждет теперь нас Пустота, пожравшая Завет. Ведь это мы нашли пролом в той крепостной стене, что ограждала звездный дом от ждущих в вечном сне. И за успех втройне платить придется нам теперь: за право быть, за право жить, за право видеть Дверь... Ну что ж. Последний сделан шаг. Здесь - наступил конец Пути. Прощай, наш худший враг; прощай навек, отец...
