III
Утром над местом его ночлега пролетели какие-то птицы. Они отличались от той, которую он убил позже, и напоминали чаек, и он решил, что за холмами, в том направлении, куда они летели, находится либо низменность, покрытая лесом, либо морской залив. Как выяснилось позже, он был прав.
Холмы оказались вершинами крутого кряжа, вставшего над равниной, как Апеннины. К югу он граничил с морем, вдаваясь в него узким полуостровом. Когда-то уровень моря был выше, и песчаные низины, где теперь паслись стада трицератопсов, были покрыты водой. А в выветренных известняковых утесас чернели многочисленные пещеры, некогда вымытые волнами. Стоя у их подножья, Донован посмотрел назад на песчаную равнину, туда, где за полосой прибрежных джунглей темнело море. К линии горизонта косяками плыли какие-то животные величиной с кита, но Донован забыл взять с собой бинокль и теперь не мог разглядеть их как следует. Впрочем в эту минуту его больше занимал вопрос, как взобраться на кряж.
Тут-то он и совершил свою первую большую ошибку.
Ему бы следовало помнить: всякий склон, ведущий вверх, предполагает другой склон, ведущий вниз. Разумнее было бы пойти вдоль гряды и попасть в лежащую за ней долину или попросту обогнуть утесы. Вместо этого он повесил на шею ружье и стал карабкаться на обрыв.
Наверху было плато. Выветривание, длившееся веками, превратило его в чашу, усеянную остроконечными пиками с зелеными пятнами растительности у оснований. Следовательно, здесь была вода и, возможно, животные, которых он мог сфотографировать или убить. Животные, обитающие в такой небольшой котловине, должны быть сравнительно небольшими, решил Донован.
Но он забыл о пещерах у подножья обрыва. Они представляли собой выбитые волнами туннели, уходившие глубоко в утесы, и некоторые из них, вполне возможно, другим концом выходили на плато. К тому же животные, обитавшие на плато, когда оно еще было берегом моря, могли остаться на нем и после того, как море отступило. Но было ли такое животное местным уроженцем или пришельцем, оно в любом случае могло оказаться голодным, очень голодным. И оказалось!
Раздалось такое шипение, что у Донована волосы встали дыбом. Хотя тварь, которая короткими прыжками появилась из-за нагромождения скал, была только на полтора метра выше Донована, а длина ее зубов не превышала двадцати сантиметров, она все-таки могла бы проглотить его в один прием - с ружьем и всем остальным.
Он побежал. Он бежал как заяц, петляя между пиками, проскальзывая в расщелины, слишком узкие для чудовища, карабкаясь по осыпям, на которые взобралась бы не всякая обезьяна. Но чудовище хорошо знало этот лабиринт и бросалось наперерез Доновану, так что он все время слышал за своей спиной топот тяжелых лап. Вдруг длинная извилистая расселина вывела Донована к отвесному выступу. Внизу он увидел вонючее, курящееся испарениями болото, которое кишело тварями, похожими на крокодилов - только немного покрупнее. На краю выступа его поджидало чудовище.
Один прыжок - и оно оказалось между ним и расщелиной. Донован попятился к скале, медленно поднимая ружье. Чудовище какое-то мгновение наблюдало за ним, затем подняло огромный хвост, наклонилось вперед на огромных задних лапах и помчалось на него, работая когтистыми передними лапами, как спринтер руками.
Донован вскинул ружье, выстрелил - и его обдало фонтаном клокочущей крови. Пуля попала чудовищу в горло. Дергающиеся лапы выбили ружье из рук Донована. Гигантские челюсти сомкнулись на его вскинутой левой руке, дробя кости. Донован закричал, а чудовище вздернуло его вверх, и он повис на сломанной руке в трех метрах над землей. Но тут смерть настигла чудовище, оно упало и забилось в судорогах на окровавленных камнях. Челюсти разжались, и, собрав остатки сил, Донован отполз подальше от дергающихся когтей. Потом он поднялся на ноги, привалился спиной к скале - и увидел перед собой второе чудовище!
Это был его преследователь, побывал же Донован в зубах у конкурента. Чудовище выпрыгнуло из темного ущелья и остановилось обнюхать зверя, которого убил Донован. На его коричневой броне заиграло солнце. Перевернув огромный труп, оно вцепилось в мягкое брюхо, затем выпрямилось - из пасти у него свисали большие куски окровавленного мяса - и посмотрело Доновану прямо в глаза. Сантиметр за сантиметром Донован пытался втиснуться в расщелину скалы, к которой он прислонялся. Переступив через убитого родича, чудовище надвинулось на Донована. Оскаленная морда наклонилась, и Донована обдало вонючим дыханием.
И тут чудовище вдруг исчезло!
Это был не сон. Скалы остались, остался труп второго чудовища, но первое пропало! Исчезло бесследно. Только облачко голубоватого пара медленно расплывалось в лучах солнца. Облачко пара и голос! Женский голос, говоривший на незнакомом языке.
Она стояла на скале над ним. Почти одного с ним роста, с очень белой кожей и очень черными волосами. Ее фигуру плотно облегала широкая полоса ткани, отливающей металлическим блеском. Но руки и одна нога оставались открытыми. У нее было сложение настоящей богини, а ее голос заворожил Донована, хотя его рука мучительно болела. В одной руке у нее была небольшая черная трубка, сужающаяся к переднему концу и с упором для пальцев. Она навела ее на Донована и что-то повелительно сказала, по-видимому, о чем-то спрашивая. Он улыбнулся, попытался подняться на ноги, но потерял сознание.
В себя он пришел только через двое суток. Была ночь. Он лежал в палатке где-то неподалеку от моря - было слышно, как волны накатываются на твердый песок. В шум моря вплетались и другие ночные звуки - отдаленный рев огромных пресмыкающихся, а иногда и пронзительное яростное шипение. Эти звуки казались нереальными. Ему чудилось, будто он плывет в легкой серебристой дымке, и в раненой руке в такт прибою все билась и билась боль.
Потом он сообразил, что дымка была светом луны, а серебром отсвечивало одеяние девушки. Она сидела в ногах его постели, возле входа в палатку, и отблески луны играли у нее в волосах, уложенных короной вокруг головы. Ему показалось, что перед ним заколдованная принцесса из какой-то волшебной сказки.
Он заметил движение и обнаружил, что они здесь не одни за невысоким бруствером, сложенным из камней, лежали, скорчившись, несколько мужчин. В руках они держали такие же трубки, как и у девушки, а возле стояли треножники с блестящими параболическими рефлекторами - возможно, это тоже было оружие. Бруствер, решил Донован, служил скорее для маскировки, чем для защиты, - он помнил разрушительную силу маленькой трубки и понимал, что обыкновенная куча камней не могла бы ей долго противостоять. Но, может быть, их противники люди мелового периода, волосатые дикари, вооруженные камнями и палками, - не располагают совершенным оружием.
