Вновь писк и новый запрос на экране: «Где данные о состоянии капитана?»
Усмехнувшись, Райн набрал сообщение: «Капитан страдает от одиночества».
Ответ не заставил себя ждать: «В память заложена программа досуга. Код указан в директории. Если болезненное состояние не исчезнет, вводите ежедневно 1 куб. см. продитола. Превышение дозы опасно. Прекратить прием через 14 суток».
Набрав «конец связи», Райн, пожав плечами, отходит от компьютера.
Теперь наступил заслуженный отдых. Райн вернулся в свою каюту и, не желая садиться на койку, надул легкое красное кресло. Удобно расположившись в нем, он взял пульт дистанционного управления и надавил на кнопку «Выбор». На экране поползли названия всевозможных программ: видеотека корабля предлагала на выбор художественные и научные фильмы, пьесы, музыку — серьезную и танцевальную, встречи с интересными людьми. Некогда Райн предполагал, что со временем займется сельскохозяйственными проблемами, но сейчас он остановил круговорот предложений на старом польском фильме.
На экране появились изображения людей. Они куда-то спешили, болтали, жевали, плакали, смеялись и ссорились. Странная жизнь навсегда утраченного мира…
На глаза Райна навернулись слезы, искажая изображение на экране. Однако сейчас у него часовой перерыв в работе, и нет никого, кто помешал бы ему отдыхать подобным — или любым другим — образом. Никого…
Он изо всех сил старался сосредоточиться на фильме, но в подсознании непрерывно работал телеграфный аппарат, выстукивая имена. «Джозефина Райн — состояние нормальное… Руперт Райн… Александр Райн… Сидней Райн… Джон Райн… Изабель Райн… Джанет Райн… Фред Мастерсон… Джеймс Генри… Ида Генри… Фелисити Генри…»
И на экране, вместо придуманного кем-то сюжета, сквозь пелену непролитых слез он видел вереницу людей, которых когда-то знал и любил. И это тоже был почти забытый старый фильм, финал которого находился в контейнерном зале звездолета.
Протянув в сторону Фреда Мастерсона дрожащие веснушчатые руки, Джеймс Генри подался вперед, с надеждой вглядываясь в его лицо.
— Надо немедленно что-то предпринять, Фред. Понимаешь? Немедленно! Сделай же что-нибудь.
Подчеркнуто удивленно приподняв одну бровь, Мастерсон взглянул на Фреда и, выдержав паузу, холодно поинтересовался:
— Что, например?
Судорожно стиснув ладони, Генри страстно заговорил:
— Не знаю. Но, согласись, мир загрязнен — и физически, и нравственно. Прежде всего, вокруг повышенная радиоактивность, а нас убаюкивают россказнями, что она на допустимом уровне. Но ведь это далеко от истины — примеров сколько угодно. Мы не можем позволить себе такую роскошь, как дети, хотя Ида и Фелисити мечтают о малышах. И это еще не все! Взгляни, что творится с человеком, — разврат и разложение сделали из людей чудовищ, кичащихся безмерностью своего падения. Посмотри, как поступают они с теми, кто придерживается норм морали, пытается соблюдать приличия. Они развращают их, а если не удается — применяют насилие. Мир катится в бездну безумия, а ты предлагаешь терпеть…
Бледно-голубые глаза обеих его жен, не отрываясь, смотрели в лицо оратора: казалось, он высказывал их сокровенные мысли. Но даже явная заинтересованность не вызвала на их исхудалых лицах хотя бы отблеск румянца: похоже, объема жизненных сил, заложенных при их рождении, не хватило на двух детей одновременно.
А вот на лице Мастерсона проглядывала лишь скука утомленного бессмысленным спором человека. Он смотрел по сторонам, не обращая внимания на Джеймса Генри.
Подобные дискуссии проходили в гостиной Райнов каждую неделю, и, готовясь к очередному сборищу, хозяева постарались переставить мебель таким образом, чтобы каждый мог найти местечко по вкусу.
Для создания более интимной обстановки они опустили шторы и включили свет.
Присутствующие разместились вдоль стен, и только дядя Райна, Сидней, словно стараясь подчеркнуть конфронтацию по отношению к другим, устроился возле окна. Это был худой жилистый старый упрямец, характер которого, казалось, подчеркивали остатки когда-то каштановой шевелюры, лихо торчащие вокруг лысины.
Возле левой — от двери — стены устроилось на софе семейство Мастерсонов: Фредерик и Трейси. Модница Трейси щеголяла в прекрасно сшитом черном платье до полу, мрачный шик которого подчеркивался черной же губной помадой.
В креслах возле софы разместились Джон Райн и обе его жены: по правую руку узколицая несимпатичная Изабель, по левую — очаровательная Джанет.
Напротив этой компании — у противоположной стены — как-то неловко примостились на стульях дамы Генри, робко жавшиеся друг к дружке. Их повелитель основательно расположился в кресле, готовый в любой момент продолжить словесный бой.
Словно подчеркивая свой нейтралитет, Райн и Джозефина заняли позицию между этими группировками: их кресла стояли у стены напротив окон.
Цветовая гамма одежды и женщин и мужчин ограничивалась черным и коричневым цветами, что не оживляло и без того мрачноватую гостиную.
Воспользовавшись паузой в дебатах, Райн — не очень-то внимательно слушавший их, поскольку его мысли занимали дела фирмы, — внес свою лепту в обсуждаемую проблему:
— У нас нет ни средств, ни сил, чтобы что-то изменить: ведь мы всего-навсего лишь дискуссионная группа.
Возмущенный такой позицией, Генри перевел взгляд зеленых глаз с Мастерсона на Райна.
— Неужели ты не понимаешь, что теперь уже не до дискуссий? Нас захлестывает хаос, а мы занимаемся болтовней! В программу на следующий месяц надо включить вопрос…
Его тираду перебил ледяной голос Мастерсона:
— Даже речи не было о следующем собрании.
— Значит, надо договориться о нем! — чуть ли не закричал Джеймс. — Мы должны постараться воздействовать …
Но теперь его перебила Трейси Мастерсон, проговорив тоном мученицы:
— Я хочу домой, Фред.
Несколько растерявшись от неожиданности, Мастерсон постарался успокоить ее:
— Да-да, скоро поедем.
Страдальчески сдвинув брови, Трейси продолжила:
— Здесь так много людей… Конечно, это друзья… Вряд ли они хотят причинить мне боль… Но…
— Ну потерпи еще немного, — попросил Фредерик. Но Трейси уже не могла остановиться:
— Мне душно! Не хватает воздуха! Крышка захлопнулась… — И ее голова без сил опустилась на грудь.
К ней поспешила Джозефина.
— Пойдем, милая, ты примешь лекарство, и все пройдет. — Она взяла Трейси за руку и бережно вывела беспомощную женщину из комнаты.
