Клей сладко потянулся, разведя руки в стороны и вверх:
— А мне здесь нравится…
— Когда-то и я был таким, — согласился Ферри. — Хотел бы я взглянуть на тебя после пятой вахты. Все осточертеет…
— Нет!
— Ну хорошо, хорошо, — примирительно сказал Ферри. — Прячь свой шар, и пора ужинать.
Клей примерился и носком ботинка легонько подтолкнул шар к углу комнаты, где уже громоздилась целая куча всякой всячины. Но шар вдруг издал свистящий звук и, описав на полу несколько неожиданных замысловатых зигзагов, стремительно нырнул под койку. Ферри в два прыжка очутился у двери.
— Идиот, — набросился он на Клея. — А если это мина?
— Не похожа, — невозмутимо сказал Клей.
— Черт его знает, — проворчал Ферри, с опаской поглядывая на койку, из-под которой все еще доносилось шипение и странное потрескивание. — Что теперь прикажешь с ним делать?
— Когда я его нашел, он сначала тоже так шипел. А потом ничего, успокоился.
Шипение постепенно затихло.
— Ну вот что, — решительно сказал Ферри. — Ко всем чертям! Уж ты как хочешь, но я сейчас же отнесу его в хранилище. Так-то будет спокойней.
Он подошел к койке, опустился на колени, осторожно протянул руку и взялся за шар.
Ничего не произошло. Тогда Ферри потянул шар к себе. Но тот словно прирос к полу.
— Что за дьявольщина!
— Он не хочет в хранилище, — усмехнулся Клей.
Словно в ответ на его слова, шар вдруг сорвался с места, проскочил под рукой у Ферри, подкатился к ногам Клея, несколько раз, как бы ласкаясь, потерся о его ботинок и опять юркнул под койку.
— Слушай, Ферри, — спросил Клей, — а что если это…
— Что?
— Что если он… разумный?
— Ерунда. Обитатели этой планеты были двуногими и двурукими — как человек. Это точно установлено.
— Мне кажется, он что-то понимает… Лучше оставь его в покое.
— Ну, ладно, — сдался Ферри. — Пусть его…
Он стал собирать ужин, время от времени бросая тревожные взгляды в сторону койки. Но шар вел себя тихо.
— Что у нас сегодня? — поинтересовался Клей, подсаживаясь к столу.
— На первое — блюдо тринадцать дробь три, — начал Ферри, — на второе…
Клей страдальчески сморщился.
— Опять тебя потянуло на эту чертову дюжину…
— А ты что — суеверный? — спросил Ферри. — Самый изысканный деликатес.
— Побойся бога, Ферри. Ведь мы едим эту дробь через день! Как только твое дежурство.
— Бифштекса захотел? Да еще, чего доброго, с кровью?
Клей мечтательно закатил глаза.
— Полгалактики за кусок мяса…
— Знаешь что, — начал Ферри, но вдруг поперхнулся и, не мигая, уставился на стол. — Что за дьявольщина!..
Клей тоже взглянул на стол и вскочил, с грохотом уронив табурет.
Перед ним на тарелке, распространяя дразнящий запах, лежал огромный кусок мяса с аппетитной румяной корочкой.
Клей медленно протянул руку и указательным пальцам осторожно дотронулся до загадочного бифштекса.
— Мясо…
— Чепуха. Откуда здесь может быть мясо?
— Не знаю, — сказал Клей, — но это мясо.
Он вытащил складной нож и, придерживая бифштекс левой рукой, аккуратно отпилил небольшой ломтик. По срезу засочилась розовая жидкость, Клей подцепил отрезанный кусок кончиком ножа и поднес ко рту. Осторожно откусил. Перебросил языком от щеки к щеке и с сосредоточенным видом принялся жевать…
— Мясо, черт побери! — завопил он. — Настоящее мясо!
Ферри, настороженно наблюдавший за ним, усмехнулся:
— Мясо?.. Проклятая планета. Для полного счастья нам только галлюцинаций не хватало.
— Какие к черту галлюцинации, — огрызнулся Клей. — Говорю — бифштекс. И отличнейший. Да разве сам ты ослеп… не видишь?
— Ну, вижу… Что с того? Обман зрения.
— Ах, обман? Ну, тогда пощупай.
Клей протянул нож, на конце которого розовел кусок бифштекса.
Ферри поморщился, но все же несколько раз осторожно потрогал мясо двумя пальцами.
— Теперь чувствуешь? — спросил Клей.
— Чувствую, Ну и что? Где гарантия, что все это не галлюцинация?
— Я сейчас затолкаю его в твою пасть, — разозлился Клей.
Но Ферри уже и сам снял мясо с ножа. Он долго жевал, причмокивая и время от времени переводя дыхание.
— Убедился?
Ферри пожал плечами:
— В чем? А что я, собственно, почувствовал: горячее на языке, вкус мяса, но ведь и то и другое — всего только мои ощущения; нет, никакого мяса нет.
Клей рассмеялся.
— Ну и прекрасно, старина. Мне больше достанется.
Он придвинул табурет к стулу и энергично принялся за таинственный бифштекс, Ферри тоже присел рядом и, недовольно бормоча что-то про себя, не менее деловито приступил к своему любимому «тринадцатому».
— Это было прекрасно, — сказал Клей, покончив с бифштексом.
— На твоем месте я бы не забыл и о тринадцатом.
— Зачем? — удивился Клей. — С меня вполне достаточно.
— Да затем, что иллюзии, если и съедобны, то уж во всяком случае малокалорийны.
Клей с сожалением посмотрел на Ферри:
— Ты все еще считаешь этот кусок мяса иллюзией?
— Разумеется. А чем же ты еще прикажешь ему быть?
— Ты сам сказал — иллюзии не могут служить пищей. А я сыт.
— Сытость — тоже ощущение. И потому может быть обманчивой.
— Но бифштекс-то был вполне реален.
— Значит ты веришь в бога? — спросил Ферри.
— При чем тут бог?
— А как же иначе? Ведь только что на наших глазах произошло чудо. Из ничего возник кусок мяса. Мистика.
— Какая там мистика. Ты тут, видно, так одичал, что забыл об Эйнштейне.
— При чем здесь Эйнштейн?
— Пре-ле-стно… А при том, что масса зависит от скорости. Из двух частиц, если их хорошенько разогнать, в принципе можно изготовить целую галактику, — не то что бифштекс.
— Предположим, — устало согласился Ферри. — Но где ты слышал, чтобы атомы сами собой складывались в хорошо поджаренный бифштекс? Вероятность такого события — десять в какой-нибудь минус стотысячной степени. Практически — нуль.
— Ты прав, конечно, если не учитывать, что бифштекс возник именно таким, каким я его себе представил.
— Великолепно! Значит бог — ты?
— Черт возьми! — захохотал Клей. — Ты сделал потрясающее открытие. Впрочем, богу не пристало упоминать черта.
— Ничего. В твоей власти отпустить себе грехи.
— И то правда. Вот только я не умею делать чудеса.
— А ты попробуй, — усмехнулся Ферри.
— И попробую, — беспечно сказал Клей. — Что бы такое придумать? — он огляделся.
— Не все ли равно, — Ферри развалился в кресле, которое стояло в углу комнаты, и закинул ногу на ногу. Как обычно после ужина, на него снизошло благодушное настроение. — Тому, кто способен творить чудеса, безразлично, что именно сотворить… Сотворить или уничтожить…