Айрин смотрит на него поверх Библии:
– Джим, ты очень болен?
– Да. Извини, так получилось.
Она закрывает Библию, заложив страницу пальцем:
– Я могу тебе помочь?
– Нет. Спасибо. Мне просто надо немного поспать. – Он натягивает одеяло, но дрожь все не проходит. Смотрит на нее слезящимися глазами, пытается заставить себя думать. – Ты, наверное, голодна? Знаешь, как заказать пиццу?
Айрин показывает ему пакетик крекеров.
– Да, – говорит Джим, – это тоже вкусно.
– Я давно хотела прочитать эту книгу!, – говорит Айрин, в голосе ее удовлетворение. Она открывает пакетик с крекерами и углубляется в Библию.
Джим просыпается в сухом, перегретом воздухе, встает, выключает термостат. Айрин садится в кровати, еще не полностью проснувшаяся, испуганная и потерянная. Видно, что она уснула с мокрыми после душа волосами.
– Привет, – хрипит Джим и идет в ванную.
Он пытается прокашляться, чистит зубы, собирает волосы в конский хвост.
Бреется.
Когда он выходит, Айрин уже одета и причесывается перед зеркалом.
Одежда на ней та же, что и вчера – другой нет.
Между ними ничего не решилось, но страха стало меньше – в конце концов, они успешно провели ночь, более-менее вместе – и обошлось без насилия и перестрелок.
– Ты как?, – спрашивает Джим.
– Спасибо, все хорошо.
– Отлично. Сегодня мы отправляемся в Санта-Фе, по дороге возьмем еще денег.
Они завтракают в пончиковой, делают три остановки у телефонов. Джим предпочитает телефоны у шоссе – так легче сматываться.
Оказывается, он уже вскрывал эти телефоны раньше – Штуковина оставляет почти незаметные характерные царапинки. По виду этим царапинкам не меньше трех лет.
Джим останавливается у пригородного отделения банка и отправляет туда Айрин со звенящей сумкой. Возвращается она с четырьмя двадцатками и победной улыбкой.
– Отлично, – говорит он ей, дает ей одну бумажку и прячет остальные три в кошелек. – Они задавали вопросы?
– Нет.
– Обычно так и бывает. Испугалась?
– Нет. – Она извлекает из сумки гидеоновскую Библию. – Джим, я украла ее.
– Ты украла гидеоновскую Библию?!
– Да. Как цыганка.
– Да... В следующий раз ты срежешь этикетки с матрасов.
Она задумалась над его словами:
– Хорошо, Джим.
Это должно было быть смешным, но ему почему-то стало очень грустно.
После обеда они обработали еще три телефона. Больше, чем обычно – но двоим и нужно больше. В придорожном магазинчике Джим купил им новые джинсы, рубашки и носки.
У кассы он вдруг замечает дешевую соломенную ковбойскую шляпу и покупает ее. Надевает ее на голову Айрин. Она все равно выглядит дикой и почти отчаявшейся – но теперь очень по-американски, времен Великой Депрессии.
Может быть, она и страшна – но Джима это не очень волнует. Он знает, что настоящие женщины не похожи на девочек из телевизора.
Да и сам он выглядит страшновато. Бывают дни, когда он смотрит на себя в зеркало и думает – что же случилось? Тогда он выглядит загнанным и испуганным неудачником с глубокими морщинами вокруг глаз. Любому копу и служащему мотеля по всей Америке сразу должно быть ясно – жулик. В такие дни он просто не выходит из фургончика, прячется за тонированными стеклами – и едет.
Вечером они выезжают из Санта-Фе по шоссе 25 на Юг. Горы сменяются равнинами. Около десяти вечера они подъезжают к Альбукерку, останавливаются в маленьком мотеле. Заведение пятидесятых годов под названием Sagebrush.
Тридцать лет назад оно обслуживало огромные грузовики и сияющие хромом универсалы. Теперь вокруг мотеля разросся город, вместо огромных грузовиков используются самолеты – и теперь здесь грустные женатые пьяницы обманывают друг друга. Резные рамы ковбойских картин покрылись пылью.
Джим чувствует себя немного лучше, не таким разбитым и усталым – и он приносит из фургончика свои игрушки. Видеомагнитофон с коробкой кассет, «макинтош» с модемом и жестким диском. Включает подавитель помех в розетку около одной из кроватей.
Айрин садится на край матраса, вглядывается в телевизор.
– Когда мы в ГУЛАГе наматывали портянки – не беспокоились о помехах.
– Да уж... Сейчас я уберу эту чушь с экрана. Поразвлекаемся. – Джим подключает кабель к телевизору, включает видеомагнитофон. На экране шипение серого снега. – Видела такую штуку?
– Конечно. Видео, – она произносит это слово как «вииди-о», – я знаю, как им пользоваться.
– А как насчет «макинтоша»? Видела когда-нибудь такое?
– Мой муж был инженером, он знал все про компьютеры.
– Это хорошо.
– Он проводил расчеты на большом государственном компьютере.
– Серьезный был человек, – грустно говорит Джим. Открывает коробку с видеокассетами, вынимает одну. – Смотрела «Every Which Way But Loose»? Очень люблю его.
Айрин заглядывает в коробку, вытаскивает наугад кассету, разглядывает коробку.
– Это же порно! – Роняет кассету, как будто та обожгла ей пальцы. – Я не смотрю порно!
– О Господи, расслабься, ладно? Никто тебе и не предлагает.
Айрин перебирает кассеты, на лице – отвращение.
– Эй, это мое, личное. Не бери в голову, – говорит Джим.
Она вскакивает с кровати, тонкие руки дрожат. Джим видит на ее лице настоящий ужас. Он не понимает, что с ней происходит – она чертовски тяжело воспринимает безобидные мелочи.
Они молча смотрят друг на друга.
Наконец из нее вырывается поток слов:
– Джим, ты очень болен? У тебя СПИД?
– Да какого черта?! У меня простуда, понимаешь? Простуда! Нет у меня никакого СПИДа! Кто я, по-твоему?
– У тебя нет друзей, – Айрин говорит с подозрением, – ты живешь один, всегда бежишь, прячешься...
– Ну и? Это мое дело! А где твои друзья? Наверное, ты и Товарищ Муж были очень популярны там, в Магнетвилле? Поэтому ты здесь, разве не так?
Она смотрит на него широко распахнутыми глазами.
Эмоциональная вспышка уходит, оставляя Джиму усталость и злость – на себя больше, чем на нее.
– Ладно, – говорит он, встряхиваясь. – Сядь, хорошо? Ты меня нервируешь.
Айрин опирается о стену с обоями в цветочек, обхватывает свои плечи. Тяжело смотрит в пол.
– Послушай, – говорит Джим, – если у тебя ко мне такое параноидальное отношение, давай расстанемся. У тебя теперь хватит денег на автобус. Возвращайся в Лос-Аламос.
Айрин тяжело вздыхает, теперь она выглядит измученной. Собирает силы, ровно произносит:
– Джим, я тебе не позволю.
– Не позволишь – что?
Она собралась. Решительный взгляд – пути назад нет.
– На самом деле ты хочешь этого, да? Именно поэтому я здесь. Ты хочешь, чтобы я тебе позволила, – она видит, что он не понимает, – позволила тебе сделать это, – от напряжения ее голос хрипнет, – мужчина и женщина.
