Этот голос не походил на Женькин. Его больше нет?! Где же он? Или прозрачный человек — Женька?!
— …Прощайте, мы уходим, мы уходим… Наш звездолёт не может приблизиться к Земле… Вы поймёте мой риск, ради встречи с братьями, ради познания… Отдаю часть памяти… Поймёте…
Искры загустели светящимся туманом, белоголовый человек таял в них, очертания его расплывались. Искры угасли — всё.
— Подожди! — крикнул Ножнин.
Он откинулся на спинку кресла — бодрая ясность, словно только что окунулся в холодную воду. И понимание: Женьки нет, они никогда не встретятся. Какое безнадёжное слово «никогда»! Нет, «никогда» — это о смерти, а Женька всё же существует вне понимания и реальности.
Нужно убрать чашки и включить свет, подумал Ножнин, но не встал, ещё на что-то надеясь.
Стены комнаты вдруг бесшумно колыхнулись, пришло ощущение, будто он находится в другом месте, хотя рядом был столик с неубранными чашками, а лампочка из прихожей знакомо высвечивала уголок паласа.
…Мальчик лет восьми лежит на узкой кровати в пустой комнате с белыми стенами. Ножнин знает, что чувствует мальчик: удивление, слабость, незнакомый и неприятный запах. «Я», принадлежащее Ножнину, стёрлось, перешло в сознание больного. Это уже Ножнин лежит на узкой кровати, его бессильные руки чувствуют колючесть грубого одеяла. Раньше он не видел этой комнаты, не знает названия и смысла окружающих вещей.
К кровати, выгибая подвижную спину, на мягких лапах подкрадывается пушистое существо. Брат по разуму или зверь?! У него острые зубы и когти, и мальчик пугается: он слишком слаб, чтобы защищаться. Всё же это зверь, и он прыгает на кровать, ласково урчит и трётся о ноги. В комнате появляется землянин — женщина. Прекрасно, что земляне напоминают обликом людей его планеты. У землянки непривычно белая кожа, глаза же напоминают два синих огонька. Она хватает ласкового пушистого зверька за загривок и стряхивает с кровати. Земляне жестоки? На круглом её лице отражается недоверие и радость. Тёплой ладонью она осторожно поглаживает руки мальчика, что-то произносит, звук её голоса певуч и нежен. Не понимая, мальчик внимательно вслушивается в незнакомые слова. Женщина уходит и возвращается со старым мужчиной. У него дряблое, усталое лицо и сердитые густые брови. Он так же осторожно поглаживает слабые руки на грубом одеяле и о чём-то спрашивает, но мальчик, внимательно разглядывая его, молчит.
Женщина вздыхает и о чём-то просит старого землянина…
Окрепнув, мальчик покидает комнату с белыми стенами, начинает ненадолго выходить из дома, стараясь быть осторожным: на каждом шагу может подстеречь опасность из-за незнания окружающего. Этот новый для него мир надо ещё понять.
…И вот он, уже окончательно окрепший, на поле. Одежда не по росту — рукава и штаны засучены. Туман и холодная мокрая пыль. Среди бурых, увядших растений разбрелись детские фигурки — озябшие лица, озябшие руки. Они ковыряют влажную землю куском металла с деревянной ручкой и выбирают из ямок розоватые клубни.
Мальчик уже знает: это еда. Он тоже старательно выбирает клубни и носит их корзиной к куче на поле. Хорошо, что куча такая большая! Дети этого грустного дома не будут голодать.
— Иди погрейся! — обращается к нему белокожая женщина. На ней некрасивая одежда, из дырок торчит грязная вата, а руки обветренные и покрасневшие. — Господи, — говорит она старому человеку, — доктор, им бы ещё играть да играть… Война проклятая!
Война?! Инопланетный мозг, живущий в маленьком хилом тельце, постепенно постигает значение этого слова: осиротевшие дети, скудная еда, плохая одежда и горе, поселившееся в глазах детей и взрослых. Далеко отсюда, в антимире, ожидает погружённое в анабиоз тело, если же мальчик умрёт раньше, чем через пятнадцать лет, тело останется только телом. Но он не идёт греться, он идёт опять на поле под холодную изморозь.
— Молодой человек, — останавливает его человек с сердитыми бровями, — всё понимаем, почему же не разговариваем?
— Он уже разговаривает, он знает много слов, — прижимает женщина мальчика к тёплому своему бедру. — Правда, Женьчик?
И мальчик, растягивая слова, отвечает:
— Я бу-ду го-во-рить…
А женщина всё старается заслонить собой от ветра:
— Доктор, прямо чудо, что встал парнишка! Теперь до ста лет проживёт!
— Побольше бы таких чудес, — ворчит тот, — когда нет нужных лекарств.
Другая комната, в ней за письменным столом сидит доктор. Он ещё больше постарел, под седыми бровями нестерпимо тоскуют глаза: несколько дней назад пришла похоронка на единственного сына. Дети, завидев его, прекращают шумные игры, должно быть, им, осиротевшим, понятно его горе.
На Земле люди убивают друг друга! Мальчик понимает: война — это сгусток страданий и боли. Зачем она?! Пока его понятие о незнакомом мире ограничено детдомом и посёлком на берегу широкой и быстрой реки. На его планете нет таких рек, и он часто сидит в раздумье на берегу, наблюдая величественное движение глубоких вод. В посёлке же обитают женщины, старики, дети и ещё калеки, вернувшиеся с войны. Как жутко смотреть на короткие обрубки вместо рук и ног, на выжженные глаза! Дети и женщины с темна до темна работают на полях, чтобы прокормить себя и тех, кто где-то далеко борется со злой силой.
Наступает весна, удивляя мальчика богатством растительности и незнакомыми чудесными ароматами. Планета так обильна и благодатна, почему же люди враждуют?!
— Радуйся, — говорит старый доктор, — сестрёнка у тебя нашлась!
Рядом с ним сидит девушка в тёплой кофточке и грубых сапогах. Она бросается к мальчику, крепко обнимает — шершавые ладони, запах травы и молока.
Должно быть, у тела есть своя отдельная память. Мальчику хочется продлить прикосновение шершавых рук, но он высвобождается из объятий и молчит. По упругим щекам девушки струятся слезы, и он легонько поглаживает её по плечу. Девушка счастливо улыбается, а ему мучительно стыдно за обман. Тот, кого она принимает за брата, со временем исчезнет. Нет, нельзя привыкать, нельзя часто встречаться…
Костёр на ночном берегу тихой речушки. Последняя ночь на Земле пришельца из Антимира. Бодрую свежесть дарит ему земная река, он долго плавает, жадно впитывая все оттенки, все запахи этой ночи. Больно-больно покидать планету и её обитателей, они стали частью его самого.
У костра немолодой человек старательно помешивает ложкой в закопчёном котелке — его он видит тоже последний раз и, подойдя к костру, через силу улыбается и шутит: «Нормально — воды много!» Землянин же тревожится за его здоровье — слишком, считает он, долго не выходил из воды, мог заболеть!
