За всю историю государства известен только один тридцатилетний период, когда идея сохраняющегося письма была поддержана непосредственно королевским двором. Тогда правил король, которого позже провозгласили олицетворением зла. Его отец умер, когда будущий монарх был еще ребенком, и регентами стали верховные жрецы, которые правили страной до его совершеннолетия. Когда он наконец занял трон, в его характере злополучным образом соединились энтузиазм, столь свойственный молодым умам, и фанатизм, воспитанный в нем недобрыми старцами. И молодой король стал преследовать еретиков, прежде всего тех, кто хотел ввести сохраняющееся письмо, еще более жестоко, чем его предшественники жрецы.
Официант унес пустую тарелку, мы оба заказали еще по одной кружке пива. Мне по-прежнему было непонятно, что за загадочная связь существовала между археологом, плавучим домом и таинственной музыкой. Однако было ясно, что рассказ ученого пошел по окольному пути, уводящему его в далекие края и былые времена, к некоему удручающему происшествию его жизни; сквозь повествование от этого события веяло холодом, волны которого вибрировали в звучании слов и мелодии фраз. Я чувствовал, что исследование истории древней страны некогда было для этого человека самой большой радостью: когда он заговорил о давних веках, из его голоса понемногу улетучилась напряженность, а его руки, которые сначала резко жестикулировали в подводном свете лампы, теперь покоились на скатерти. Мне казалось, что он отвлекся специально, дабы отдалить миг, когда течение речи принесет его к несчастью, омрачавшему всю его теперешнюю жизнь, и я не торопил собеседника, не спешил с разрешением загадки, я пил себе пиво и путешествовал с ним по древнему государству, образы которого выныривали из тьмы, пронизанные мигающими огнями вечернего города.
– В те времена в переплетении улочек имевшего дурную славу портового квартала столицы появилась секта еретиков, в учении которых гедонистическая этика удивительным образом слилась с неким кантовским формализмом avant la lettre. Духовный лидер секты провозглашал в сумраке тесных и вонючих распивочных, что этот мир, где царит блаженная тождественность форм нашей реальности, является райским садом и наше пребывание в этом раю вклинено между двумя слоями бесконечного ада хаоса: между адом, откуда мы пришли, и адом, который – вне зависимости от наших грехов и заслуг – поглотит нас после смерти. Высший нравственный закон был сформулирован почти теми же словами, что и нравственный императив Канта (согласно некоторым теориям, имело место прямое влияние: не исключено, что группа приверженцев этой веры попала на территорию будущей Восточной Пруссии, где ересь и дожила до восемнадцатого века); однако человек был привязан к этому закону не чувством уважения, как у Канта, а ощущением сибаритского наслаждения, наслаждения совершенно эгоистического, которое дает неизменность единства и провозглашалось высшей ценностью и смыслом бытия. Пророк этого учения, еще более странного, чем государственная ортодоксия, создал и письмо, в котором вместо вкусов носителем значения были разноцветные раковины и улитки. Люди все чаще и чаще обнаруживали по утрам на стенах домов и даже на каменной стене, окружающей королевские сады, ракушечные надписи. Молодой король устраивал облавы на еретиков, и вскоре их пророк был пойман и казнен. Однако секта не прекратила своей деятельности; во главе ее встала девятнадцатилетняя дочь пророка. В конце концов религиозная полиция схватила и ее, и король вынес девушке смертный приговор, как только ему сообщили, что она взята под стражу.
От реки подул слабый ветер, края легкой скатерти беспорядочно взметнулись и заволновались в полутьме, будто зеленый скат; потом скатерть снова опала и застыла в неподвижности.
– Казни происходили особым образом. Инструментом смерти были не топор или петля, но письмо. Звук «в» во вкусовом письме обозначал мясо очень ядовитой рыбы…
– Как видно, чтение было довольно опасным увлечением…
– Вовсе нет, звук «в» в тамошнем языке – как и в древнегреческом той же эпохи – вообще не существовал. Он был только в одном слове – с него начиналось имя бога моря, которое было взято из языка прежних обитателей края: народ, основавший государство, пришел из горных областей в глубине континента, и потому никакого морского божества в его пантеоне не было. Осужденный на казнь получал от судьи или от самого правителя тарелку с письмом, где упоминался бог моря, и должен был тут же прочесть его в присутствии гонца – официанта-палача. Часто письмо было только предупреждением или жестокой шуткой: в нем все время говорилось о разных событиях из жизни бога моря, и адресат брал куски, с которых начинались слова, с ужасом, ожидая, что вот-вот ощутит на языке вкус смертельного инициала, но имя с ядовитым звуком так и не появлялось. И напротив, иногда случалось, что кто-то получал от короля письмо, полное комплиментов и похвал, письмо, где говорилось о замечательных чертах адресата и о его заслугах перед страной, а на прощание изъявлялось пожелание, чтобы его охраняли боги; они были перечислены все до единого, включая и бога моря; после прочтения такого списка несчастный, разумеется, не выживал.
– Я не понимаю одного: как читатель мог понять, что это именно вкус, означающий «в»? Вы же говорили, что попробовать это мясо значило тут же умереть – выходит, что никто, кроме мертвых, не мог знать этого вкуса.
– Читатель понимал, что это ядовитое «в» потому что вкус, обозначающий этот звук, был ему незнаком. Когда он чувствовал во рту незнакомый вкус, он уже знал, что это «в» и что его дела плохи. Казнь осужденной должна была состояться в присутствии короля. Вечером стража привела девушку на террасу королевского дворца над морем. Правитель сидел за широким столом из зеленого мрамора, за его спиной неподвижно выстроились трое верховных жрецов. Королевские стражники посадили девушку напротив монарха, и палач поставил перед ней тарелку из черного камня, на которой светилась белая спираль. Всего тарелок было три, три белые мясные спирали пересказывали отрывок о сражениях богов при возникновении мира. Этот текст часто использовали при казнях, девушка хорошо знала его и знала, что имя бога с убийственным звуком находится на конце спирали, лежащей на третьей тарелке. И тем не менее, не дожидаясь приказа палача, она взяла в руку серебряное острие и спокойно, будто читая светскую хронику вкусовой газеты, принялась класть в рот куски мяса. Король с удивлением наблюдал за ней, смотрел на ее прекрасное и равнодушное лицо, рядом с которым приближалось к темнеющей морской глади красное солнце.
