Последняя фраза Янина запала Илье в душу. В самом деле: как ни посмотри, во всех событиях обнаруживаются признаки планомерного наступления на человека. Но как, каким образом планета может почти осознанно реагировать на присутствие людей? И чем они ей в конце концов досадили? Где та «раздавленная бабочка», о которой говорил Висвалдис?
Илья попробовал отключиться от назойливых мыслей. Представил Полину: её светлые волосы, зеленоватые глаза, в которых помещается столько тепла и света, золотистый пушок над верхней губой… Поскорей бы домой! К светлым водам речушки Выпи, где они «заякорили» свой модуль, к лесу и его росным полянам, которые в двадцати минутах ходьбы от дома… Улетая, он просил Полину побольше гулять… Вот бы увидеть её сейчас. Как она идёт по тропинке, будто плывёт — куда девалась былая порывистость. А всё Он — ещё неизвестный им человечек, спящий под материнским сердцем. Как они там, его родные?
…Он увидел тут же и Выпь, и побитую спорышом тропинку, свой модуль у берега. В следующий миг над этим тихим уголком изогнулась, затрепетала от гнева чёрная стена цунами, та самая, от которой они спаслись здесь, и Илья со всей неотвратимой ясностью кошмара понял, что на этот раз не уйти… Он застонал, повернулся на другой бок.
В углу комнаты, рядом с постелью Ильи, вдруг вспыхнул объём изображения.
— Ил, — тихонько позвала Полина.
Черты лица спящего, изменённые страшным сновидением, разгладились. Он даже улыбнулся, но так и не проснулся.
Полина сидела, набросив на плечи пуховый платок, и молча смотрела на мужа. Далёкое солнце Земли зажгло её волосы, и они сияли вокруг смуглого лица, будто нимб.
Потом, вспомнив, что время сеанса кончается, порывисто встала, хотела, наверное, разбудить спящего, но в последний момент передумала.
Она протянула бестелесную руку, погладила голову Ильи, коснулась его закрытых глаз, губ. Со стороны Полина казалась феей, залетевшей ночью к своему возлюбленному и осыпающей его эфемерными ласками.
Колокольчиком отозвался сигнал прекращения связи — изображение феи растаяло.
На берегу трудились уборочные автоматы. Красные многопалые крабики, манипулируя антигравами, таскали куда-то в глубь временного посёлка поверженные реликтовые сосны, убирали мусор, ремонтировали местами разрушенную набережную.
Илья несколько раз нырнул, а когда вышел на берег, увидел Славика. Тот сидел на поверженном пляжном зонтике и хмуро разглядывал купающихся.
— Ты чего надулся? — удивился Илья. — И на завтраке тебя не было.
— Нездоровится, — сказал Славик и постучал себя по лбу. — Головная боль. Точно как при давлении. Особенно по вечерам донимает. И утром. Днём легче.
— Ты что?! — Илья насторожился. — Проверился хотя бы?
Славик махнул рукой.
— От забот болит… Был я, конечно, в медцентре. Говорят — практически здоров. А вчера так прихватило, что я только при помощи гипносна и спасся. В царстве Морфея.
— Может, это штучки Ненаглядной? — предположил Илья.
— Не хватало, чтобы она нас поодиночке начала преследовать, — улыбнулся Славик. — Ты, Илюша, из обычной планеты какого-то мстителя сотворил.
Ефремов сложил полотенце и вдруг заметил, что левая рука Славика перевязана.
— А это ещё что? Тоже от забот?
— Ты не знаешь? — в свою очередь удивился товарищ. — Впрочем, ты вчера утечкой занимался… Вечером пожар был. Даже не вечером, ночью.
— Почему не разбудили? — нахмурился Илья. — Такое творится, а я последним узнаю. Что горело?
— Цех дублирования предметов обихода. Точнее — склады. Ты же знаешь, что такие вещи изготовляют серийно… А будить тебя Шевченко запретил. Вы, говорит, Садовники, а не пожарники.
— Зато ты отличился, — Илья кивнул на забинтованную руку. — Ожог?
Славик пожал плечами:
— Мал мало есть. Что интересно, я даже не заметил, когда и где прихватило. Ночью тревога, а у меня голова будто чугунная. Люди бегут, суета, крики. Пожарные гравилеты всё пеной забросали — чуть не утонул…
— От этих неслучайных случайностей уже начинает становиться скучно, — сказал Илья. — Действия Ненаглядной бессмысленны и жестоки. Агрессивность её возрастает. Иногда мне хочется всё же эвакуировать людей и превратить эту милую планету в облако электронного пара.
— Я не сказал главного. — Славик наблюдал, как неподалёку среди крутых волн прыгают и смеются девушки. — Это был поджог.
Илья уронил полотенце:
— Ты с ума сошёл!
Славик рассказал, что отдыхающие альпинисты, возвращаясь поздно вечером с восхождения, заметили огонь в районе цеха дублирования. Они тут же сообщили службе 01 и принялись тушить пожар. Альпинисты утверждают, будто они видели минимум троих злоумышленников, но задержать не сумели…
Они сначала даже не поняли: как это человек может что-либо уничтожать? Тем более не личную вещь, а общественное.
— Может, — пробормотал Илья, вспомнив дикую, патологическую выходку художника Жданова, чью судьбу пришлось ему исправлять лет пять назад. — Астрономически редко, но ещё пока может…
— Так вот, — закончил рассказ Славик. — Мне и академику Янину поручено разобраться с этими… — он поискал слово, — оборотнями.
— Может, здесь замешаны Нищие духом? — предположил Илья.
В служебных записях Антуана он не раз встречал упоминания о Нищих духом — группе моральных уродов, обосновавшихся на Центральном материке в районе бухты Миражей. Поселение своё они назвали глупо и претенциозно — Рай.
— Исключено. Уже проверили. — Славик посмотрел на часы. — Янин вчера, сразу же после пожара, послал туда своего фантома и пересчитал их, как баранов. Все Нищие оказались на месте.
— Между прочим, первый случай заболевания лейкемией был обнаружен именно в Раю, — задумчиво заметил Илья и спросил: — Ты торопишься? Тогда беги. Я хочу ещё заглянуть к экзобиологам…
Славик ушёл, а Илья сел на его место и, повернувшись лицом к океану, прикрыл глаза. Надо как-то выбрать время и слетать к Нищим, подумал он. Ведь этот Рай, рудимент прошлого, точнее, того безобразного, что было в прошлом, волнует всех, все Обитаемые миры. Им занимается специальный сектор Службы Солнца… Быть здесь — и не повидать Нищих, не попробовать понять, откуда пришло эхо зла…
— Я вас узнала, — услышал Илья знакомый голос и тоже узнал девушку, ещё не успев открыть глаза.
— Да, я тот варвар, который уничтожил площадь Перемещений. — Ефремов улыбнулся маленькой китаянке, подвинулся. — Присаживайтесь, если не боитесь. Учтите: я как преступник предан общественному презрению. Хотите меня попрезирать?
