Ко всему прочему этот аксолотль был груб и неряшлив. Она натолкала под свой матрац (на котором, кстати, так и не стала спать) всякой дряни рыбьей чешуи, водорослей, угриных плавников... все это разлагалось, превращалось в слизь и воняло. Но когда я выволок ее постель на воздух, вытряхнул, высушил и обрызгал дезодорантом, она подняла вой до потолка.
- Ты хочешь меня убить? - высокомерно осведомилась Элси, когда этот вой достиг децибел взлетающего лайнера.
- Я не могу жить среди вони!
- Не можешь - не живи!
- То есть как?
Она пожала плечами и промолчала.
Каждое утро я обрабатывал спиртом укусы и царапины на ее теле.
Каждую ночь мерзавка Бига сдирала подживающие корочки своими грязными когтями. Зато триба успокоилась. Ни один аксолотль больше не появился возле палатки.
- Так надо, так надо, - повторяла Элси. Она все больше впадала в состояние... ну... как вмазавший наркоман. Расширенный зрачок, почти неподвижный взгляд... Я видел, что она теряет разум. И ничего не мог поделать.
Я был бессилен. Я устал. Я сам устал чуть не до потери памяти. Я был в отчаянии и, если бы не тот факт, что алкоголя у меня оставалось сто грамм в медицинском флакончике, я бы точно запил...
Чем, ты думаешь, кончилось?
Вот-вот. Бига приперла еще аксолотля. Этот третий стал с ней спать, стал ее когтить. Они превратили мою палатку в сортир и сожрали чуть не все мои запасы. Но - черт бы с ним! Главное, Элси... Появление третьего аксолотля ее - доконало.
Она спала теперь на матраце, вернее, не спала, а маялась - еще пуще, чем раньше. Я однажды не выдержал и, как когда-то, взял ее на руки, стал успокаивать и баюкать. Хотя, надо прямо сказать, был очень, очень зол. Она пригрелась, приласкалась и стала сначала горько сетовать на судьбу, а потом...
- Ведь ты мог бы помирить меня с Бигой.
- С какой стати?
- Мне не жить без нее. Если она окончательно променяет меня на Рэйси я останусь одна. И триба меня уничтожит.
- Не говори глупостей. Пока эта пакость не появилась у нас в палатке, ты трибы не боялась!
- Тогда - не боялась. А теперь - уж поздно. Ты меня не удержал... Я так просила - держи! Не удержал... вот и терпи! Сам виноват! Не допустишь же ты, чтобы меня истерзали до смерти!
Я вспомнил, в каком состоянии она вернулась после первой своей отлучки - и содрогнулся.
- Помири меня с Бигой. Это несложно. Ты должен просто оставить нас втроем. Понимаешь, ей неприятно твое присутствие. Не все ли равно тебе, где ночевать?
Я взревел, как... Как раненый буйвол. Как разъяренный тигр. Как извергающийся вулкан. Как черт те что...
- Во-о-о-н!!! Убирайтесь все! Чтобы духу вашего здесь... Чтобы... А ну - пошли!
Элси, взвизгнув от неожиданности, кинулась из палатки. Она не в шутку испугалась.
Тогда я вышвырнул Бигу и Рэйси. И, слепой от ярости, нашарил где-то под пологом тумблер электронной защиты.
15.
Все было кончено. Я знал, что все кончено. Я безмерно тосковал по ней. Но обида была сильнее. День, неделя, месяц. Я умирал от горя.
О! Как я скучал по ней! Но обида была сильнее. Я лежал пластом на дне Марианской впадины, придавленный сотнями атмосфер. Во мне не осталось ничего, кроме боли. Я плакал по ней и молча звал ее по ночам, вперясь в темноту невидящими глазами. Я изнемогал. Но обида была сильнее.
Наконец, я понял, что - простил. Все, что могло болеть и гореть во мне, выболело и выгорело. Я отключил защиту. И стал ждать. Еще день, еще неделя, еще месяц.
Но она не пришла. Так и не появилась. Тогда - в гневе и ярости, в полном помрачении - я видел ее в последний раз. Я собственными руками отправил ее на смерть. Она умерла. Я это знал.
Все мне стало безразлично. Я не мог оставаться на месте. Надо было что-то делать с собой - и я решил отправиться в Даунпорт. Как назло, забрать меня отсюда фактория могла только через два месяца, но я не мог ждать. При удачном стечении обстоятельств я мог бы добраться до города пешком недели за две. Я свернул палатку, набил мешок продуктами, натянул свои любимые непромокаемые бахилы - специально для хождения по болоту свалил пожитки на волокушу, которая служила мне для транспортировки урожая с плантации. И пошел. В сторону Патрии. Откуда дул мне в лицо прохладный северный ветер.
16.
Самоубийство. Я это понял к исходу первых же суток, когда потерял направление. Понимаешь, по стигийским болотам не ходят пешком. Их минуют. По воздуху. Я около часу обычно тратил на то, чтобы покрыть пространство между моей стоянкой и плантацией. Этот путь изобиловал маленькими островками суши, на которых можно сделать привал. На одном из таких островков имелся даже прелестный родничок с чистейшей водой. Я никогда не продвигался по болоту дальше плантации.
Любопытство вообще - не мой грех. Я думал, что таким же образом доберусь до города.
Мне надо было идти все время на северо-запад. Я определил себе точку в развилке горной гряды: туда, по моим предположениям, закатывалось солнце. Эта точка как раз на закате должна была находиться прямо по курсу. Туда я и путь держал.
Я плелся по жаре, изнывая под тяжестью болотных испарений. Я был вынужден останавливаться для отдыха в два раза чаще, чем ожидал. За пару часов до заката на болото пал туман. Я лежал в тумане среди болота на своей волокуше и слышал, как вокруг меня что-то чавкает, хлюпает, пузырится. Туман оседал на мое лицо, на волосы, на одежду.
Липкий зловонный стигийский туман. Это длилось целую вечность. Потом туман стал понемногу рассеиваться. Но солнце так и не показалось как следует. Оно лишь намекнуло о себе желтоватой тенью над моей головой. Горный массив, который я так отчетливо видел всегда на горизонте, был скрыт туманом - прочно и безнадежно. Еще почти сутки я не решался двинуться с места. На мне нитки сухой не было. Мне казалось, что я расползаюсь, как сырая лепешка... как мокрая бумажная салфетка... сам становлюсь болотной жижей, теряю форму и расплываюсь в ничто. Я перестал ощущать границу между собой и водянистой чавкающей средой, в которую свалился по собственной глупости.
Я протрезвел, наконец. Вот тут-то я и протрезвел! Да что ж это?! Да я ли это?!! Люди! Эй, люди! Боже мой! Как же я забыл про родимое человечество! Блок связи не работал в этом клятом тумане. Да и работал бы - фактория не могла прислать за мной, не сезон. Я остался один.
Я не умер бы от холода, голода и жажды. Все, что меня окружало, годилось в пищу. Я даже, наверное, не схватил бы расстройства желудка. Я мог бы сидеть здесь вечность - в состоянии непрерывного обмена веществ с гостеприимно булькающим болотом. Хоть голый.
Физически мне даже не пришлось бы особо напрягаться, чтобы приспособиться...
Когда я по-настоящему понял это, я вскочил как ошпаренный! И поплелся наобум! Повинуясь только смутному чутью. Вообразил на минуту, что... - не смейся только! - что Патрия зовет меня, как она звала Элси. Вообразил - и поплелся на тихий звенящий голос.
