В темных зарослях, где-то у границы зеркального поля, вспыхнули еще два огня. Вначале Тимофей подумал, что это засветились окна в соседнем корпусе, но огни двигались, приближались. Бабкин кивнул головой Димке: дескать, иди за мной, поторапливайся, — и, покачивая чемоданами, пошел навстречу огням.
Это была грузовая машина. Свет ее фар отражался в зеркале, как огни парохода в воде. Бабкин прибавил шагу. Машина, конечно, принадлежит здешней испытательной станции, а если так, то можно спросить, как найти Курбатова и даже проехать к нему на этой машине. Откровенно говоря, Бабкину надоело таскаться с чемоданами по зеркальному полю. Уж больно скользко. Чувствуешь себя как жук на тарелке.
Устали, затекли руки. Бабкин поставил чемоданы, чтобы передохнуть минутку, а Вадим, поглощенный своими мыслями, ничего не замечая, шел вперед. Теперь ему не страшно — вряд ли возле машины он опять встретится с крокодилом.
Вдруг ноги его неожиданно разъехались, и он больно ударился о скользкий паркет. Стараясь приподняться, Вадим искал точку опоры, но пальцы его скользили по гладкой поверхности. Он не перепугался, ему даже не изменило чувство юмора. Вот теперь он понял, сколь неприятно быть черепахой, перевернутой на спину.
Заметив, что Димка упал, Тимофей поспешил к нему, но не успел сделать и пяти шагов, как оказался в таком же беспомощном положении. Чемоданы вырвались из его рук и помчались, будто куски мыла по мокрому полу. Догоняй их, лови.
Терпеть не мог таких шуток Тимофей. Он представлял себе, что все было подстроено заранее. Сейчас выскочат из темноты неумные весельчаки и начнут потешаться. Но, кроме Димки, смеяться было некому. Удивительная непосредственность, ржет, как в цирке!
— Неуместный… смех, — пробурчал Тимофей.
Лежа на спине, он сучил ногами, как младенец, хотел приподняться, не поворачиваясь на бок, чтобы окончательно не измазать костюм. Наконец ему удалось сесть. Он подал руку Димке, тот уцепился, но неудачно — уехал вперед. Приподнявшись на одно колено, Тимофей совсем было встал на ноги, но они его не послушались и, как ножки развинченного циркуля, разъехались в разные стороны. Бабкин пытался свести их вместе, но снова поскользнулся и покатился за чемоданами.
Двигаться по этому намыленному зеркалу, казалось, невозможно. Совершенно отсутствовало трение. Полированная поверхность, великолепная смазка — все это никак не походило на обычный лед, по которому можно скользить на коньках и даже гулять в обыкновенных ботинках.
Между шестиугольниками были стыки — тонкие бороздки. Бабкин старался зацепиться за них ногтями, но ничего не получалось; ногти короткие, а стенки бороздок гладкие. Чувствовал он себя невесело, вроде карася на сковородке.
Машина прошла мимо и, дойдя до края опытного поля, повернула обратно. Ближе, ближе… Вот уже можно рассмотреть, как сбоку ее из дырчатой трубы льется на зеркало пенистая жидкость.
Точный глаз Бабкина определил: машина идет посуху и разбрызгивает пену. Видно, ходит она, как челнок, взад и вперед, полосами опрыскивая зеркальное поле. По бокам машины находились полировочные круги. Ясное дело, для полировки она и создана. Пройдет машина по полю, смочит его полировочной жидкостью, а потом, когда чуть подсохнет, поедет еще раз, завертятся круги, наводя на зеркало блеск. Ничего особенного тут нет. Примерно такие же машины чистят асфальт, только у них вместо полировочных кругов крутятся проволочные щетки-метлы.
Ужасно неприятно показаться перед людьми в столь унизительном, смешном положении. Вот бы Стеша узнала! Эта мысль придала сил Бабкину. Позабыв, что не хотелось пачкать костюм, Тимофей перевернулся на живот и ползком кое-как выбрался на сухое место. Его примеру последовал Димка. Вот они лежат рядком, освещенные лучами фар.
— Это еще что за жуки? — послышался чей-то густой, спокойный голос, и из окна кабинки грузовика высунулся плотный человек в белом костюме.
Вопрос Бабкину не понравился. Странная манера оскорблять людей при первой же встрече! Они честные граждане, и при исполнении служебных обязанностей. Насчет обязанностей — это не совсем точно, но во всяком случае техники института метеорологии уже прибыли к месту командировки и могут приступить к выполнению задания. Они не виноваты, что здешнее начальство не позаботилось насчет предупреждающих знаков.
Между тем человек, к которому относились претензии Бабкина, что-то сказал водителю, вышел из машины и стал осматривать плиты. Низко наклонившись, он ощупывал их, изредка поглядывая на двух нарушителей запретной зоны.
Собственно говоря, по мнению техников, никакой запретной зоны здесь не было и быть не могло — ведь поле никем не охранялось! Но они не заметили невысокую изгородь, защищающую зеркальный паркет от любопытных путешественников. Самолетам, когда они привозили почту, разрешалось садиться на этом прекрасном аэродроме, выбрасывать пакеты и улетать — так было условлено. По этой причине появление самолета на опытном поле не вызвало у сотрудников лаборатории особого интереса. Дело привычное.
Но чем объяснить, что лишь через полтора часа после того, как улетел самолет, начальник четвертой лаборатории Павел Иванович Курбатов обнаружил на опытном поле двух неизвестных? Трудно было поверить, что они так долго шли.
Бабкин догадывался, что перед ним кто-нибудь из начальства — если не сам Курбатов, то в крайнем случае его заместитель. Вид у незнакомца был вполне солидный. Чесучовый свободный костюм, шелковая синяя рубашка с расстегнутым воротником. Все нараспашку: пиджак, воротник. Лицо простое: широкий нос, добродушные губы, на месте бровей — скупые, выгоревшие кустики. Русые, обыкновенные волосы, открывающие высокий лоб. Весь его облик не очень запоминающийся, не яркий, но приятный.
Курбатов — а это был именно он — вышел из полосы света, оглядел гостей, которые уже поднялись на ноги и покорно ждали приказаний.
Неподалеку стояли два чемодана, около них валялись кепка и шляпа.
— Как вы сюда попали? — закуривая, спросил Курбатов.
— Самолетом, — ответил Бабкин. — Прибыли на испытательную станцию четвертой лаборатории.
— Почему сразу не явились?
Молчание. Бабкин понимал, что в данной ситуации невыгодно признаваться в любопытстве. Действительно, сколько они времени потеряли, исследуя тайну зеркальных плит! Димкина трусость — тоже слабое оправдание.
Но тут заговорил Димка:
— Нельзя было пройти… Вы, конечно, не поверите, но у нас была очень неприятная встреча… Может, он ручной?
— Кто?
— Не знаю. Похож на крокодила.
Курбатов недоверчиво посмотрел на техника и, убедившись, что тот не шутит, спросил:
