Иста перевел; предводитель энергично закивал и сказал остальным старшинам несколько коротких фраз. Те, казалось, удовлетворились; Тефе предположил, что они заранее решили, будто Тнанг Господу не подчинится и результат в любом случае будет один.
Затем предводитель придвинулся ближе к лейтенанту, щелкая и бормоча быстро, но тихо. Иста кивнул и повернулся к Тефе.
– Предводитель Тша спрашивает, может ли один из лекарей помочь этой женщине, – сказал он. – У нее болезнь чрева, он думает, она скоро умрет.
Тефе посмотрел на предводителя, который взирал на него с некоторой опаской. Вождь, лишь минуту назад радостно предвкушавший резню в деревне беспокойных соседей, теперь превратился просто в мужчину, озабоченного судьбой любимой.
«Сила и милосердие, – подумал Тефе. – Нужно действовать и тем и другим».
Капитан кивнул предводителю и повернулся к Исте.
– Разумеется, – сказал он. – Наши лекари сделают все, что дозволит им Наш Господь.
Иста негромко перевел. Предводитель склонил голову, а затем повернулся к старшинам деревни.
Тефе, в свою очередь, повернулся к Эндсо и Эрику. Те были разочарованы его согласием. На мгновение Тефе отчаянно захотелось, чтобы вместо священника и командира отряда Епархии здесь стояли Форн и Шелли; было бы приятно, если бы хоть кто-то оценил усилия, которые потребовались, чтобы подчинить жителей Чтикксы, никого при этом не убив. Для Господа каждая душа на счету, – по крайней мере, так Тефе говорили. И капитан намеревался дать ему все души до единой – столько, сколько сможет.
– Капитан, – окликнул его Иста, внезапно оказавшийся рядом с Тефе вместе с предводителем. – Предводитель Тша говорит, у него есть вопрос для вас, но только для вас – не для священника или командира отряда.
– Хорошо, я слушаю, – ответил Тефе и кивнул предводителю.
Они оба отошли немного в сторону, Иста следовал за ними. Когда они остановились, предводитель издал серию щелчков и прочих звуков.
– Предводитель Тша хочет, чтобы вы знали: ему известно, что вы могли завоевать Чтикксу без особых хлопот, – сказал Иста. – Он ценит вашу сдержанность.
– Не стоит благодарности, – ответил Тефе.
Но предводитель не умолкал.
– Тша ценит вашу сдержанность, но он знает, что она исходит от вас, капитан, – сказал Иста. – Говорит, что и вашего священника, и командира отряда вполне удовлетворило подчинение жителей Чтикксы Нашему Господу под острием копья. На взгляд предводителя Тша, это свидетельствует о том, что повиновения обыкновенно добиваются силой.
– Не уверен, что понял вопрос, – и, собственно, вовсе не увидел здесь вопроса, – заметил Тефе.
Предводитель снова затрещал.
– Предводитель Тша говорит: правитель, который принуждает к верности, не всегда хороший правитель – он лишь самый сильный, тот, кто способен запугать остальных. Он говорит: ваш подход к жителям Чтикксы открывает в вас человека чести. И как человека чести он хочет спросить вас, верите ли вы, что Наш Господь хороший? Хороший ли он повелитель, или он только сильный? Сам Тша и его народ обязуются следовать за ним, каков бы ни был ответ. Но предводитель хочет знать для себя.
Тефе понимающе улыбнулся и даже открыл рот, но не смог вымолвить ни слова.
Предводитель слегка склонил голову, и по какой-то непостижимой причине этот жест Тефе сильно расстроил.
– Капитан? – спросил Иста.
– Господь – Мой Господь, – ответил Тефе чересчур резко. – Скажи предводителю, что я – отражение Господне. Что он – совершенен, а я лишь несовершенное отражение.
Иста перевел, а Тефе тем временем постарался унять внутреннее смятение. Тша кивнул и, повернувшись к своим, громко защелкал. Из толпы вышел юноша и встал рядом с предводителем.
– Предводитель Тша говорит, это его сын, Тшану, – пояснил Иста. – Говорит, он вызвался стать тем, кто наденет Талант, через который Наш Господь найдет путь и явится сюда во плоти. Ему не терпится проявить преданность и верность новому Господу и помочь своему народу поприветствовать его в качестве бога. Он говорит, ему не страшно.
– Ему и не должно быть страшно, – улыбнулся юноше Тефе. – Скажи, что ему и правда выпала большая честь.
Тонкая цепочка с Талантом слегка запуталась в волосах Тшану, когда Тефе надевал ее через голову юноши. Тефе мягко потянул символ вниз; цепочка оказалась на шее, а сам Талант повис на уровне живота. Юноша с капитаном стояли на расчищенной для них площадке посреди поля для собраний. Вокруг столпились жители Чтикксы – им всем не терпелось увидеть нового повелителя.
– Скажи мальчику, что Талант нередко утомляет. Пусть Тшану не удивляется, если начнет уставать, – велел Тефе лейтенанту Исте, который был рядом. – Скажи, пусть будет сильным; тогда Наш Господь прибудет скорее.
Иста перевел; Тшану улыбнулся капитану, тот улыбнулся в ответ и затем повернулся к священнику Эндсо.
– Вы знаете обряд, – сказал ему Тефе.
– Все изложено здесь, – ответил Эндсо, прикоснувшись к увесистому кодексу, зажатому в другой руке. – Слова просты.
– Как проявит себя Господь? Полагаю, вам случалось видеть это раньше.
– Нет, не случалось, – качнул головой Эндсо. – И я не знаю никого из ныне живущих, кто бы это видел. Нашего Господа не так часто призывают к новым верующим. Обряд очень древний, капитан.
Эндсо говорил едва не весело. Причина радостного возбуждения священника была ясна: мало того что ему предстояло провести ритуал, который не доводилось видеть никому из ныне живущих, так к предвкушению примешивалось благоговейное восхищение Господом, которого призывают крайне редко, и никогда – священники уровня Эндсо. Тефе мог уверенно заявить, что вера Эндсо в тот момент достигла пика – вкупе с полной уверенностью в грядущем карьерном росте.
– Проведите обряд как следует, священник, – наказал Тефе.
Эндсо посмотрел на него.
– Капитан, это моя часть работы, – заметил он. – Вы просили не вмешиваться в вашу, так позвольте же мне делать свою.
Он отвернулся и раскрыл кодекс.
Капитан ничего на это не ответил. Он жестом позвал Исту за собой; они отступили к краю свободной площадки, оказавшись рядом с толпой. Предводитель Тша стоял в некотором отдалении. Он взирал на своего сына с выражением, которое Тефе не мог прочесть. Тефе перевел взгляд с предводителя на священника, который отыскал нужную молитву и теперь читал ее про себя. Через некоторое время священник кивнул, быстро осмотрел сына предводителя и заговорил.
Слова, которые произносил Эндсо, были устаревшим вариантом знакомых слов. Узнаваемыми, но со странными окончаниями, монотонными и убаюкивающими. Священник перешел на ямб, и через некоторое время капитан Тефе почувствовал, что, несмотря на волнительность момента, на предвкушение того, что эти новые души вот-вот придут к Господу и что Господь сам явится за ними во плоти, он уже не в силах вслушиваться с прежним вниманием.
Сын предводителя заорал.
Тефе будто вырвало из мира грез. Он увидел, что юноша извернулся всем телом, дико выгнулся назад. Сухожилия оторвались от костей, и тело сложилось пополам, словно некий мучитель сломал его через колено. Удивительно, но Тшану не упал – он балансировал на одной дергающейся ноге, словно подвешенный на веревке.
Тефе перевел взгляд на священника. Кодекс выпал из рук Эндсо, но он механически произносил слова молитвы, не отрывая от юноши взгляда распахнутых глаз. И священник, и капитан застыли на месте как вкопанные.
Вопль прервался, когда челюсть юноши неестественно дернулась вперед. Мускулы, которые крепили челюсть к черепу, напряглись и потянули ее вниз. Кость с хрустом надломилась, кровь брызнула прямо в лицо священника Эндсо. Тефе услышал хруст в тот миг, когда сын предводителя извернулся и затем, как на шарнирах, сложился назад. Изо рта снова вырвался фонтанчик крови. Приглушенный крик, который издал было юноша, подхватил его отец.
Затем тело Тшану застыло аркой с направленным в зенит животом. Неистово вцепившись в землю, пальцы рук и ног щелкнули подобно веткам. Кожа юноши натянулась, будто кто-то стягивал ее на спину. Тшану прикоснулся к земле лбом; мускулы и сухожилия в шее сокращались и разжимались спазмами, повернув лицо в сторону капитана. Тефе встретил взгляд юноши. Тот оставался в сознании, в глазах читался ужас.
К хору криков и завываний примешался и голос самого Тефе. Никто не двигался. Неведомая сила, которая сложила тело юноши пополам, словно пригвоздила всех к месту. Никто не мог заставить себя ни побежать, ни отвернуться.
На руках и ногах Тшану прочертились багровые линии; Тефе понял, что так рвется кожа. Под нею, словно потертые кабели, разматывались ярко-красные мускулы, чтобы упасть на землю, отделившись от невозможно жестких костей. За считаные секунды выгнутое тело превратилась в букву «Х», на которую натянули кожу и сухожилия. Тшану из последних сил выдохнул сквозь выбитую челюсть, испуская последний крик.
