Ознакомительная версия.
— Да? Хорошо наложил. Где научился?
— В школе. Нам показывали.
— Или ты будущий Пирогов, или у тебя абсолютная память и крепкие нервы… — буркнул Снежневский. — Возьми на журнальном столике газету… только не «Комсомолку», я ее еще не прочитал!.. и принеси сюда.
Визитер исчез, вернулся с «Аргументами».
— Пойдет?
— Чтобы скрыть факты — вполне. Заверни… это… и выкинь в помойное ведро.
Он секунду наблюдал, как Визитер выгребает из эмалированного тазика окровавленные куски ваты и марли, потом покачал головой.
— Иди учиться в медицинский, мальчик. У тебя получится.
— А у меня все получается.
— Страшное поколение растет… — прошептал Снежневский, оглядывая наложенную повязку. — Пальцами пошевели. Так… Ничем их не прошибешь!
Визард посмотрел вслед вышедшему с бумажным пакетом Визитеру.
— У мальчика позавчера убили мать.
— Ч-что?
— Не говори этого при нем. Мальчик должен надеяться, что она жива.
— Аркадий, в какую гадость ты влез? Что творится, а?
— Судьба.
Вернулся Визитер. Снежневский встал, собрал разбросанные на столе лекарства и бинты в картонную коробку, поставил ее в шкаф. Сполоснул руки в раковине.
— Вас покормить надо?
— Да уж покорми, — накидывая снятую рубашку, отозвался Визард. — Ростик, где рядом можно купить одежду? Знаешь, пальто с дыркой в рукаве — не самый модный фасон.
— В супермаркете… если денег много.
— Есть пока. Ты покорми парня, я сейчас вернусь.
Снежневский потрогал переносицу.
— Так… если ты через час не вернешься, я позвоню в милицию.
— Не позвонишь. Впрочем, я вернусь, — Визард прошел в прихожую, стянул с вешалки плащ. — Я пока твой одену.
— Вернешь без дырок, договорились?
— Юмор твой… зубодерный… — Визард неуклюже потянулся левой рукой к своему пальто, начал доставать что-то из кармана, уронил…
— Аркаша! — Снежневский быстро прошел вслед ему. — Это… это что?
— «Макаров». Паршивый пистолет, — Визард поднял оружие, вытащил обойму, покачал головой. — И все равно патронов не осталось…
— Возьми у меня в куртке, — откликнулся из кухни Визитер. — В правом кармане. Он газовый, но патроны с дробью, говорят, можно убить.
Ростислав закрутил головой, с ужасом оглядывая то мальчика, то старика. Облизнул губы.
— Уходите. Оба уходите. Я не желаю быть причастным…
— Ростислав Иванович, вы не волнуйтесь, — Визитер, не выпуская тряпки, которой вытирал стол, подошел к ним. — Мы утром уйдем. И все будет хорошо. А сейчас нам никак нельзя. Вы должны нам помочь. Иначе нас убьют. Я вам объясню, все объясню!
Визард молча положил в карман «газовик», открыл дверь. Давай, мальчик, работай.
УВОДИ ЕГО… РАСПЛАВЬ ГРАНЬ МЕЖДУ РЕАЛЬНОСТЬЮ И ВЫМЫСЛОМ, СДЕЛАЙ СТАРОГО ТРУСЛИВОГО РОСТИСЛАВА СМЕЛЕЕ, ЧЕМ ОН ЕСТЬ, НАЖМИ НА ВСЕ ПРУЖИНКИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ, НА СТРАХИ, КОМПЛЕКСЫ, МЕЧТЫ…
Уведи его…
— А ты — любишь этот город? — спросил Слава.
— Питер больше, — Ярослав передернул плечами. Зачем Визитер напомнил?
ОНА НЕ ЛЮБИЛА МОСКВУ…
— Угу. «Как наивно и безответно я люблю этот город»… — Слава, согнувшись у окна, крутил головой, словно высматривал что-то.
А на что смотреть-то? Пути, платформы, дома — то ли пригороды, то ли уже московские окраины. Люди…
Люди везде одинаковы. И что в занесенном снегами сибирском поселке, что в казахском ауле, что на Арбате — все равно, она проступает — «печать вырождения на лице». Неважно, какую форму она примет: пропойцы с вязанкой пустых бутылок, или здорового парня, который носится вдоль поезда, продавая денатурат, или раскрашенной девочки, посещающей авангардные спектакли, но не прочитавшей в жизни ни строчки.
Печать вырождения. Шлеп-шлеп-шлеп… И он ее не избежал. Может быть, он просто рискует поднять глаза и увидеть то, что незаметно другим. Увидеть печать в себе.
Поезд проходил мимо платформы, замедляя ход. Ярослав скользнул взглядом по лицам. Привычно, «профессионально». Зная, что все равно не запомнит лиц, а если и запомнит, то никогда не сможет описать, вдохнуть в них жизнь. Но зацепятся какие-то детали, мелочь, которая рано или поздно отольется в слова.
— Я думаю, мы сразу разделимся, — небрежно сказал Визитер. — Я рвану в «БТУ», ты в «Лодур». Надо выколотить побольше бабок.
— Откуда в тебе такая несокрушимая уверенность?
— От полного отсутствия ее. Крайности сходятся. Ты согласен с раскладом? «БТУ» орешек покрепче, но и заплатить могут больше.
— А дальше?
— Если все получится быстро, то надо сразу снять квартиру на месяц-другой. Дело может затянуться. А если сегодня останемся без денег, то я созвонюсь с Озеровым, переночую у него. Ты можешь напроситься к Степке. Но лучше бы их не ставить в известность о том, что Ярослав Заров в Москве.
— Ты серьезно?
— Да, конечно. Ребята могут попасть под удар. Ты же видишь, конкуренты не церемонятся. Они хорошо экипированы… Слушай, постарайся не продешевить в издательстве.
Ярослав кивнул.
— Ты меня поражаешь… Визитер. Спасение мира и выколачивание денег.
Слава захохотал.
— Знаешь, в прежних визитах я поразил бы тебя еще больше. Спасение мира и грабеж на большой дороге, например.
— Кем тебе доводилось быть, Слава? — помолчав спросил Ярослав.
— Многими. Менестрелями и поэтами, писателями и художниками. Думаю, имена не столь важны.
— В следующий раз ты вполне можешь оказаться режиссером. Или, вообще, автором компьютерной игрушки.
— Да… если он будет, следующий раз.
— Если будет, вспомни меня.
Слава кивнул.
— Вспомнить мне не дано. Я тебя придумаю, Ярик.
— Спасибо и на этом. Слава, за кого мы возьмемся?
— Я бы предпочел Корректора. Но… боюсь, он нам не по зубам.
— Что такое Тьма, Слава?
— Вот уж не ожидал такого вопроса… от тебя.
— И все таки?
— Тьма — это просто отсутствие света, Ярик. Я не издеваюсь! Отсутствие границ. Свобода направлений. Право быть независимым от других, от мира.
— Так просто?
— Да. Тьма — это вечный ребенок, этакий невзрослеющий Питер Пэн. Бесконечная игра. Свобода всех направлений — вот ее визитка. Возьми тьму за руку и иди в никуда. Не останавливаясь ни перед чем и ни перед кем. Тьма — это «я хочу» вместо «я должен». Тьма — это вера в себя. Тьма — это невозможность посмотреть на себя. Тьма всегда рядом, тьма ждет своего часа, тьма повелевает — но стоит подчиниться, и она станет слугой. Оправдает все.
Ознакомительная версия.
