Только раз он остановился и прокричал Тарази фразу, видимо услышанную когда-то от имама своей деревушки:
- А вы... вы лучше подумайте о спасении своей души, - и побежал что есть силы, увлекая за собой Майру.
Тарази поморщился, и, хотя слова Фарруха не могли иметь к нему прямого отношения и были сказаны им скорее для красного словца, они почему-то задели тестудолога, и он долго смотрел вымогателям вслед.
- Я забочусь... черт побери, - пробормотал он, огорченный тем, что выражение слуги задело его.
Рядом кашлянул Абитай. Он с уважением глянул в лицо Тарази - ведь до сего дня он думал о тестудологе как о человеке, не вмешивающемся в то, что делается вокруг, думающем только о своих ученых делах.
- Теперь он сюда и носа не сунет, ей-богу... Ловко же вы заморочили плуту голову, перебегая от валуна к валуну и прижимая его к обрыву...
Абитай хотел еще что-то сказать, но Тарази кивнул, прощаясь с ним на сегодня, и заторопился обратно к дому.
V
В эту ночь Бессаз никак не мог уснуть. Спал он обычно помногу, как и было ему предписано Тарази в лечебных целях.
Сейчас Бессаза мучил такой же страх, как в доме старосты, когда казалось ему, что прикованный позванивает цепями за окном, взбирается на крышу. Сегодня же, в этом доме, ему чудилось другое: будто кто-то ходит по коридору вкрадчивыми шагами - пройдет, постоит, затем снова вернется, повздыхает у дверей Бессаза и уйдет, чтобы через минуту опять о себе напомнить.
"Это Фаррух", - думал Бессаз и мучительно вспоминал: закрыл ли дверь на задвижку? В темноте не видно, а встать не хватает смелости, - кажется, едва он пошлепает босыми ногами по полу, как тот, кто вздыхает за дверью, ворвется, схватит Бессаза за руки, чтобы связать их...
И действительно, что стоит Фарруху в темноте пробраться в дом, чтобы продолжить преследование? Ведь когда Тарази пристыдил мошенника, он, сбегая с холма, шепнул Майре, что они вернутся ночью, чтобы проверить, надежна ли здесь охрана.
Денгиз-хан, с утра ушедший с Гольдфингером по каким-то своим делам, велел Фарруху и Майре промышлять до вечера самостоятельно, на свой страх и риск.
Как всегда, поздно возвращались наши тестудологи со своей ежевечерней прогулки. Говорили понемногу и обо всем, и уже больше в грустных тонах, чувствуя приближение разлуки. Сколько лет теперь они не увидятся? И увидятся ли вообще?
Армон почему-то вспомнил и о мерзких вшах, найденных Абитаем в складках своих штанов. Страж поднял такой крик, будто те оставили от него лишь голый скелет, и весь вечер прыгал и чесался от мысли, что какая-нибудь вошь могла спрятаться в его пышных усах.
- За много лет я впервые вижу эту дрянь, - сказал Армон. - В детстве, помню, мальчик на базаре сидел и давил их между ногтями - и с таким удовольствием... И вот опять... Неужели прав аскет Асадулла?
- Не знаю, есть ли связь... но войной, чувствуется, пропитан воздух... И самое страшное - люди как будто не ощущают этого - беспечны, плутуют, торгуют... На волне взлета безнравственности - даже самые трезвые головы, самые чуткие души теряют стойкость... Я до сих пор не могу простить себе, что проделал свои опыты без разрешения Бессаза... Кто вернет ему тридцать лет жизни, которые я отнял у него?
- Нет, ради общего блага...
- Но где оно - это общее благо? - прервал его сердито Тарази. - Чего мы добились? Оправдание можно найти всему, даже убийству невинного... Понял я только одно, что перед войной, когда мельчает порода, кровь людская разбавляется водичкой и всплывает пена... вместе с этой пеной поднимаются на поверхность так называемые пытливые умы, якобы для того чтобы улучшить измельчавшую породу... А оправдание можно найти всему, - повторил Тарази и остановился, услышав, как покашливает и ворочается в постели Бессаз.
Тарази постоял за дверью его комнаты и, обеспокоенный, постучал. Бессаз долго не отвечал - затаил от страха дыхание.
- Это я, - сказал Тарази, и только тогда Бессаз вскочил, пощупал в темноте - дверь, оказывается, не была заперта.
Свет коридора осветил бледное лицо Бессаза.
- Не спится? - положил ему руку на плечо Тарази.
- Сегодня что-то... - вздохнул Бессаз, успокаиваясь от его прикосновения.
Тарази сел рядом, и Бессаз, всегда чувствовавший себя неловко и неуютно рядом с ним, был сейчас доволен его приходом. И вообще в последние дни изменилось к нему отношение Тарази - был он не столь резким и грубым, как раньше, и Бессаз не мог понять, отчего это, хотя и радовался в душе.
- Вам страшно? - спросил Тарази.
- Да, - не сразу признался Бессаз. - Фаррух преследует меня. Как будто слышал его шаги в коридоре...
- Там никого нет, поймите, никого, - мягко и вкрадчиво объяснил ему Тарази. - Заставьте себя. Вам нельзя не спать...
- Я пытался, - сказал Бессаз и, видя, что Тарази встал, с мольбой протянул к нему руки.
- Идемте в коридор и за ворота. И вы убедитесь, что Фарруха нигде нет, - предложил Тарази.
- Он спрятался на крыше. Я знаю его повадки, - пробормотал Бессаз, и было видно, что мысль о преследователе так засела в его сознании, что даже если они выйдут в коридор и убедятся, что Фарруха нигде нет, - Бес-, саз все равно не успокоится.
Тарази вышел в коридор и, почувствовав себя страшно усталым, прислонился к стене.
"Это дурно, - подумал он. - Значит, все пошло обратно. Страх и беспокойство... Несколько таких кошмарных ночей - и все, кончено..."
Тарази уже был бессилен помочь Бессазу. И от этой мысли чувствовал сейчас такую опустошенность...
Вернуться и посидеть у его кровати, чтобы Бессаз уснул? Отправить в деревню к отцу Абитая? Там он успокоится, хотя и это не спасет Бессаза, ничто ему уже не поможет...
Тарази, держась за перила лестницы и останавливаясь, чтобы отдышаться, с трудом спустился вниз, в сторожку Абитая, и постучал.
- Кто? - испуганно откликнулся Абитай, и что-то упало на пол, видно сабля, которую держал он под подушкой.
- Абитай, - позвап Тарази, не открывая двери. - Накормите лошадь и , приготовьте повозку. А на рассвете тайком от Фарруха уезжайте с Бессазом в деревню...
- Слушаю и повинуюсь! - закричал довольный Абитай и еще что-то говорил, описывая деревенские прелести, но Тарази уже вернулся к лестнице...
А на рассвете возле дома уже стояла повозка, и Абитай, держа лошадь под уздцы, в нетерпении поглядывал на ворота, но Бессаз все не выходил. Уже и Хатун уложила в повозку все свои узлы и сидела, улыбаясь своим мечтам.
А Тарази и Бессаз все ходили взад-вперед по длинному коридору, и Тарази после обычных, ничего не значащих слов сказал:
- Что бы ни случилось, Бессаз, я уверен, вы будете вести себя достойно...
- Да, - просто ответил Бессаз, словно хотел поскорее закончить этот тягостный разговор. - Это судьба... Я восприму все как должное...
