– Из какого же чертова логова вы звоните, а? – выговорил, наконец, Смитсон.
– Выключите магнитофон, – предложил Холл.
Еще пауза, легкий щелчок, затем:
– Ладно. Выключил…
– Я говорю с секретного правительственного объекта.
– Но послушайте, мистер…
– Постарайтесь понять, что я говорю, – сказал Холл. – Дело это чрезвычайной важности, и касается оно полицейского Уиллиса. Несомненно, по этому поводу будет проведено судебное расследование и, разумеется, тогда потянут и вас. А мы, возможно, сумеем доказать, что Уиллис не отвечал за свои поступки, что это был чисто клинический случай. Но мы ничего не сможем сделать, если вы не сообщите нам все, что знаете о состоянии его здоровья. И если вы, доктор Смитсон, не скажете все, что знаете, и притом немедленно, мы вправе засадить вас за решетку лет на двенадцать за отказ содействовать официальному правительственному расследованию. Дело ваше – верить мне или нет. Для вас будет лучше, если поверите… Последовала еще одна долгая пауза, и в конце концов Смитсон ответил все так же неторопливо:
– Ну, зачем же волноваться, доктор. Разумеется, теперь, когда я уяснил себе ситуацию…
– Уиллис страдал язвой желудка?
– Язвой? Нет. Просто он так сказал, или, во всяком случае, так сообщили. Насколько мне известно, язвы у него никогда не было…
– А чем-нибудь вообще он болел?
– Диабетом.
– Диабетом?
– Да. И относился он к своей болезни довольно небрежно. Диагноз мы поставили лет пять-шесть назад, когда Уиллису было тридцать. Довольно серьезный случай. Назначили ему инсулин, пятьдесят единиц в день, но я сказал уже – он был довольно небрежен. Раза два привозили в больницу в коматозном состоянии – и все из-за того, что забывал про инсулин. Уверял, что терпеть не может шприца. Хотели даже уволить его из полиции: как его, в самом деле, пускать за руль? А если вдруг приступ ацидоза и обморок на полном ходу? Здорово тогда его напугали, и он поклялся, что будет выполнять все предписания. Это случилось три года назад, и с тех пор, насколько мне известно, он вводил инсулин регулярно…
– Вы в этом уверены?
– Ну, более или менее. Правда, официантка эта из закусочной, Сэлли Коноувер, сообщила следователю, что Уиллис, по-видимому, был пьян: от него будто бы несло спиртным. Но я-то знаю точно, что Уиллис в жизни к рюмке не притрагивался. Он был из истинно верующих, никогда не курил и не пил. Вел размеренную, правильную жизнь. Потому и из-за своего диабета так переживал: ему казалось, что он такой напасти не заслужил…
Холл откинулся в кресле. Вот теперь он подошел близко, совсем близко. Ответ – где-то рядом, протяни руку. Ответ окончательный, разрешающий все сомнения…
– Последний вопрос, – сказал он. – Уиллис проезжал через Пидмонт незадолго до своей смерти?
– Да, проезжал. Он радировал нам оттуда. Правда, он немного опаздывал против графика, но через поселок проехал. А что? Это связано с правительственными испытаниями, которые там ведутся?
– Нет, – ответил Холл, хотя и был убежден, что Смитсон ему не поверит.
– Но, послушайте, мы тут с этим Уиллисом влипли в скверную историю, и если у вас есть какие-нибудь факты, которые…
– Мы еще с вами свяжемся, – пообещал Холл и отключился.
На экране вновь появилась девушка.
– Вы закончили разговор, доктор Холл?
– Да, закончил. Но мне нужна одна справка.
– Какого рода справка?
– Я хочу знать, имею ли я право кого-либо арестовать.
– Сейчас проверю, сэр. По какому обвинению?
– Без всякого обвинения. Просто задержать человека.
С минуту девушка разглядывала что-то на панели перед собой.
– Доктор Холл, вы имеете право потребовать официального военного допроса любого человека по делам, связанным с программой нашего комплекса. Допрос может длиться не более сорока восьми часов.
– Хорошо, – сказал Холл. – Организуйте мне это.
– Да, сэр. Кого вы имеете в виду?
– Доктора Смитсона.
Девушка кивнула в знак того, что поняла, и экран погас. Холлу стало даже жаль Смитсона, правда не очень – придется несколько часов попотеть со страху, только и всего. Что делать – необходимо приостановить распространение слухов о Пидмонте.
Он по привычке откинулся на спинку стула и начал размышлять о том, что узнал. Он был немного взволнован, чувствовал, что стоит на пороге важного открытия.
Три человека:
Диабетик, страдающий ацидозом вследствие нерегулярного приема инсулина.
Старик, любитель денатурата и аспирина, тоже с резко повышенной кислотностью.
И младенец.
Один прожил несколько часов, другие два, очевидно, выжили окончательно. Один сошел с ума, другие – нет. И все это как-то взаимосвязано.
Какой-то совсем не сложной связью.
Ацидоз. Ускоренное дыхание. Повышенное выделение углекислого газа. Кислородное насыщение. Головокружения. Утомляемость. И все это как-то логически связано. Где-то в этой цепочке – ключ к борьбе с «Андромедой»…
В этот миг на пятом уровне пронзительно зазвенел сигнал общей тревоги и зажглись пульсирующие ярко-желтые лампы.
Холл вскочил и выбежал в коридор.
Мигающее табло в коридорах указывало место происшествия: «Секционная». Холл сразу сообразил – произошла разгерметизация, прорвалась инфекция.
Он побежал по коридору, а над ним громкоговорители повторяли мягким, ласковым голосом: «В секционной разгерметизация. В секционной разгерметизация. Объявлена тревога».
Из приоткрывшейся двери выглянула лаборантка!
– Что случилось?
– У Бертона как будто. Прорыв инфекции.
– А он-то цел?
– Сомневаюсь, – кинул он на бегу. Она пустилась за ним вдогонку.
Из морфологической лаборатории вышел Ливитт и присоединился к ним. Теперь они бежали втроем, бежали что есть мочи по плавно изгибающемуся коридору, и Холлу еще подумалось, что для своего возраста Ливитт бежит очень легко. И вдруг тот остановился. Замер как вкопанный. И не мигая уставился на мерцающее табло и на лампочку над ним, которая вспыхивала и гасла, вспыхивала и гасла.
Холл оглянулся:
– Пошли скорее…
– Ему плохо, – сказала лаборантка.
Ливитт не двигался. Он стоял с раскрытыми глазами и в то же время как будто спал. Руки плетьми бессильно свисали по бокам.
– Доктор Холл!
Холл остановился, потом повернул назад.
– Питер, старик, пошли, нам нужна ваша… Он не договорил, потому что Ливитт уже не слышал его. Ливитт глядел прямо перед собой на мигающий свет. Когда Холл провел рукой у него перед глазами, Ливитт не среагировал – не заметил. И тут Холл вспомнил, что микробиолог и раньше боялся мигающего света, отворачивался от пульсирующих ламп и отшучивался, когда его расспрашивали об этом.
