Король поднял топаз и повертел его в руках. Вначале лицо его не выражало ничего, кроме недоумения, а потом оно стало задумчивым и тревожным. Король устремил взгляд на Хью Берингара, а Кадфаэль, который пробирался в лабиринте столов, ведя за собой озадаченного парнишку, не отрывал глаз от Адама Курселя, сидевшего на конце стола. Он, видимо, обо всем догадался, однако прекрасно владел собой. Выглядел Курсель не более удивленным и заинтересованным, чем другие, и только рука, судорожно сжимавшая кубок с вином, выдавала его испуг. А может быть, Кадфаэлю это только показалось в силу предубеждения. Монах уже не был уверен в справедливости своих подозрений, и эта неопределенность приводила его в отчаяние.
- Ты выбрал подходящее время, чтобы ошарашить нас своим вызовом, промолвил наконец король, переводя угрюмый взгляд с камня, который держал в руках, на Берингара.
- Я не хотел испортить вашей милости ужин, но не мог откладывать то, что не терпит отлагательств. Всякий честный человек вправе рассчитывать на королевское правосудие.
- Тебе придется многое объяснить. Что это за вещь?
- Это навершие от рукоятки кинжала. Кинжал, от которого оно отломано, по праву принадлежит леди Элин Сивард - той, что предоставила свои родовые земли в распоряжение вашей милости. Прежде им владел ее брат Жиль - он был среди тех, кто оборонял эту крепость от войска вашей милости, и поплатился за это. Кинжал был снят с мертвого тела - поступок, обычный для простой солдатни, но недостойный рыцаря и дворянина. Это первое обвинение. Второе же - убийство, о котором поведал вашей милости брат Кадфаэль, из бенедиктинской обители в Шрусбери, после того как сосчитал тела казненных. За спиной вашей милости и тех, кто исполнял приказ, пытался укрыться убийца - тот, который, как, наверное, помнит ваша милость, удушил человека, набросившись на него сзади.
- Я это помню, - мрачно сказал король. Он испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, Стефан досадовал на необходимость слушать и принимать решения, тогда как по природной лености был более склонен беспечно веселиться и пировать, но, с другой стороны, его стало одолевать любопытство: что же за всем этим кроется.
- Какая связь между убийством и этим камнем?
- Ваша милость, брат Кадфаэль находится здесь и может подтвердить, что ему удалось найти место, где произошло убийство, именно там он и подобрал этот камень, обломанный в схватке и втоптанный в землю. И он поклянется, так же, как и я, что тот, кто украл кинжал, и тот, кто убил Николаса Фэнтри, - одно и то же лицо. Он по оплошности оставил на месте преступления это доказательство своей вины.
Кадфаэль к тому времени подошел уже близко, но внимание всех присутствующих было сосредоточено на том, что происходило на возвышении, так что его приближения пока никто не заметил.
Курсель по-прежнему сидел на своем месте - он расслабился и лицо его выражало только живую заинтересованность.
Что же это могло значить? Несомненно, он подметил слабое место в обвинении: нет нужды опровергать тот факт, что человек, укравший кинжал, и есть убийца - ведь никто не мог утверждать, что кинжал похищен Курселем. Единственная улика навеки погребена на дне Северна. Пусть себе говорят, что хотят, охают да ахают - все равно никто не сможет назвать имя убийцы и подкрепить это доказательствами. А если имя назовут без доказательств - это ли не оговор невинного человека?
- Итак, - упорно продолжал Берингар, - я повторяю обвинение, выдвинутое мною здесь, перед лицом вашей милости. Одного из присутствующих в этом зале я обвиняю в мародерстве и убийстве, и предлагаю доказать свою правоту, встретившись с ним с оружием в руках. Я вызываю Адама Курселя!
С этими словами Берингар повернулся к человеку, которому бросил вызов, и тот, потрясенный, вскочил на ноги, что, впрочем, никого не удивило. Потрясение тут же сменилось возмущением, что казалось естественным для честного человека, неожиданно столкнувшегося со столь нелепым и смехотворным обвинением.
- Ваша милость! - вскричал Кур-сель, - это либо безумие, либо подлость. Как может столь гнусная клевета коснуться моего имени? Возможно, что кинжал был похищен у мертвеца, я даже допускаю, что именно этот вор убил человека и потерял камень на месте преступления. Но каким образом тут замешано мое имя? Пусть Хью Берингар объяснит это - сдается мне, это не просто ложь, порожденная завистью. Как ко мне попал кинжал, о котором он тут толкует? Когда он у меня был? Где он сейчас? Кто-нибудь вообще видел у меня подобную вещь? Милорд, прикажите перетряхнуть мои жалкие солдатские пожитки, и если там отыщется подобная вещь, скажите мне об этом!
- Постойте! - властно возгласил король и, насупив брови, оглядел возбужденные лица своих гостей и приближенных. - Это дело и впрямь необходимо рассмотреть со всей тщательностью, ибо если подобное обвинение злобная напраслина, кому-то придется держать ответ. Адам говорит разумно. Здесь этот монах? Может он подтвердить, что нашел этот обломок там, где свершилось убийство? И что этот камень с того самого кинжала?
- Брат Кадфаэль пришел со мной сегодня вечером, - отозвался аббат Хериберт, озираясь по сторонам.
- Я здесь, отец аббат, - откликнулся Кадфаэль и подошел к помосту, чтобы его было видно. Рука монаха лежала на плече парнишки. Завороженный происходящим, тот навострил уши и смотрел во все глаза.
- Ты подтверждаешь то, что сказал Берингар? - требовательно вопросил король. - Ты действительно нашел камень там, где был убит тот человек?
- Истинно так, ваша милость. Он был втоптан в землю на месте, где, видимо, происходила схватка, и противники, сцепившись, катались по земле.
- А кто может засвидетельствовать, что этот камень украшал кинжал, принадлежавший брату леди Сивард? Хотя, я думаю, тому, кто видел кинжал прежде, узнать такой камень будет нетрудно.
- Сама леди Сивард. Ей показали камень, и она его опознала.
- На это свидетельство можно положиться, - согласился король. - Верно и то, что тот, кто украл, вполне мог и убить. Но чего я в толк не возьму, так это почему вы с Берингаром думаете, что это сделал Адам. С тем же успехом можно было бы обвинить любого из нас - взять да указать на кого-нибудь из этих достойных сквайров, а то и на епископа Роберта из Солсбери. А можно просто завязать глаза и ткнуть в кого-нибудь пальцем. Какой в этом смысл?
- Я рад, - вымолвил побагровевший Курсель, выдавливая натянутый смешок, - что ваша милость изволили указать на самую суть дела. При желании и я мог бы на таком же основании обвинить этого доброго брата в воровстве и убийстве из-за угла. А Берингару лучше бы поостеречься связывать мое имя с этими преступлениями, как, впрочем, и имя любого честного человека. Разматывайте свой клубок, мессир, если он у вас есть, но пока ниточка не привела вас ко мне, будьте осторожнее, разбрасывая перчатки - одну из них, к превеликому вашему конфузу, могут и поднять.
