путешествие тоже она дает.
- А ты говорил - яхта твоя.
- Это я хвастал. Я всего лишь журналист, репортер. Профессия интересная, но не богатая. Увы.
- Я не поплыву вокруг света, Джим, потому что девочка или мальчик появится довольно скоро.
- Вот это да! Что ты говоришь? Ты уверена?
- Но ты же помнишь ту ночь в древнем мире? Я наверняка войду в Книгу рекордов - с ума сойти, ведь я беременна уже три тысячи лет!
- А выглядишь очень даже ничего.
- Я думаю, у нас будет девочка.
- Назовем ее Елизаветой.
- Две Елизаветы в доме...
- Так твое полное имя, Лизи...
- Елизавета. Элизабет. А ты что думал?
- Ну мало ли... Вполне могла быть Алисой.
- Нет - Елизавета. А ты знаешь, что означает это имя на древнееврейском?
- Да нет, откуда?
- Божья клятва. Обет Богу. Почитающая Бога... А кто ты?
- Полагаю, что американец. А вообще-то не знаю.
- Как так?
- Отец ирландец, мать датчанка. Один дед француз, другой из Северной Италии, но итальянцем никогда себя не считал, а только американцем. А еще в дальнем родстве чешка, испанка и грузин. Во мне семь наций смешалось. А может и больше, я за родней особо не следил.
- Боже, с кем я связалась! Была бы жива моя мамочка - она бы меня заругала.
- А моя мама жива - и примет тебя как дочку, я уверен. Она давно у меня внуков просила.
- Семь наций! Ничего себе!
- Еврейской крови, насколько мне известно, в роду не было.
- Это ничего. Не переживай. Зато у твоих детей будет.
- После девочки - пусть будет мальчик.
- Пусть. Пойдем выйдем на воздух.
75
Они выходят из каюты. Что это? Перед ними современный Тель-Авив, перед ними тот вид, который был в самом начале.
Лизи грустно:
- Я так и знала, что все кончится...
- Откуда ты могла знать?
- Не знаю откуда, но знала... Изнутри.
- Ты помнишь, какие здесь были звери и какие здесь будут дома?
- Конечно...
- И две Елисаветы...
- Одна уже давно умерла, а второй еще нет, она родится не скоро...
- Но есть ты... Хорошо, что мы с тобой в одном времени, что не разошлись в веках.
- Мы сойдем на берег?
- Зачем?
- Ты мечтал подойти к Стене Плача.
- Но мы же там уже были. И наши просьбы уже услышаны. И нас ждут рекламные фирмы и в Европе, и в Америке. Мне 23, тебе 20 - пора зарабатывать миллионы.
- Джим, мне так хочется пройтись по Тель-Авиву... И Иерусалиму... Я никогда в Израиле не была.
- Как не была? Мы были в нем уже дважды.
- Я хочу сказать - в современном Израиле. Ты не забыл, что я еврейка? Я родом отсюда, Джим, от той Елисаветы.
- Яхт-клуб вон там, слева. Мы там будем через полчаса. Но только учти - если мы попадем опять к Стене Плача, я попрошу у Бога не мальчика, а - двух мальчиков!
- В таком случае я - еще одну девочку.
- Давай напишем общую записку.
- Конечно, Джим.
Яхта поднимает якорь, вздымает парус и плывет вдоль набережной Тель-Авива к яхт-клубу.
Мажорная музыка.
Эдвард Митчелл
НАША ВОЙНА С МОНАКО
I
Когда я в последний раз был в Монако, то нашел это просвещенное сообщество в состоянии раздражения против всего, что является американским. Я даже обнаружил скрытую враждебность в лице месье Берга из отеля "Бо Риваж", который прежде принимал меня с большой вежливостью. После завтрака официант посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью, и я пошел выразить мое почтение нашему дипломатическому представителю, давнему знакомому из Огайо. Лицо консула было изможденным, будто от затянувшейся тревоги. Он вносил последние штрихи в тщательно продуманный туалет.
- Что случилось, Грин? - спросил я.
Консул долго вздыхал, обдумывая ответ. Он имел обыкновение украшать любой разговор фразеологией официального сообщения. Этот процесс требовал довольно большого времени, но эффект был впечатляющим.
- Я должен сообщить вам, - сказал он, - что отношения между Штатами и Независимым Княжеством Монако, как бы сердечны они ни были в прошлом, приближаются к кризису, полному опасностей. Недавние события оправдали опасения, которые я время от времени выражал в своих посланиях в Государственный департамент в Вашингтоне. Было бы глупо скрывать тот факт, что нынешняя позиция Принца Карла III совсем не дружелюбна к нашему правительству; или же что ситуация требует максимальной бдительности и тончайшей дипломатии. Имею честь добавить, что буду и благоразумным, и твердым.
- Да, - сказал я, - но о чем спор?
- Осложнение, - ответил он, подчеркнув это слово, - возникло отчасти из-за темных происков лукавых государственных деятелей, окружающих князя, а отчасти из-за поведения американцев здесь и в Ницце, особенно Тита.
- А кто, черт возьми, такой Тит?
- Джордж Вашингтон Тайтус, - ответил он с мрачным выражением лица, - человек, чье существование и поступки омрачают мою официальную карьеру; но я постоянно уступал замечательному влиянию, которое он оказывает на меня, как и на большинство людей, с которыми он вступает в контакт. Джордж Вашингтон Тит - вечный источник опасности для мира, который поддерживался так долго между Соединенными Штатами и Монако; когда он со мной, я не могу не увлекаться безрассудным энтузиазмом его природы. Говоря простым языком, он всегда держал меня в напряжении. с тех пор, как приехал. Простите, но лично и отдельно от моей официальной должности, я иногда говорю себе: "Черт вас возьми, Джордж Вашингтон Тайтус!".
- Сейчас, - заметил я, - я понимаю не более, чем раньше.
- История длинная, и, как во всяком деле международного значения, на данный момент деталей много, и они сложны. Я собираюсь иметь разговор с принцем и должен официально запросить объяснение некоторых вещей. Пойдемте со мной во дворец. я сообщу вам факты по дороге.
От американского консульства до дворца всего один шаг. Рассказ консула продвигался медленно из-за достоинства периодов его речи. Для удобства я лучше своими словами сообщу то, что он сказал мне по этому поводу и что я впоследствии узнал относительно возникших трудностей.
С 1869 года, когда принц Карл III отменил налогообложение, доходы правительство Монако выводились
