Хотя женщин и рассмешило наивное представление, что воспитанные люди по обе стороны Атлантики способны его приручить, всем стало не по себе от мысли, что сейчас они находятся в опасном, непредсказуемом океане, о чем на морском лайнере люди нередко совершенно забывают.
День только начался. Жюли мечтала, чтобы он поскорее закончился. Завтра около полудня они подойдут к Нью-Йорку. Интересно, отпустят ли команду на несколько часов на берег, в город? Она представила себе, как побредет по улицам под руку с Николаем, вот они заходят в магазины в нижних этажах огромных зданий. Ей вспомнились слова ирландских парней: в Нью-Йорке можно найти все что угодно. А может, им с Николаем стоит остаться в Нью-Йорке и устроить там свою жизнь? Еще не прошло и четырех дней на воде, а она уже была сыта им по горло.
Как бы ей хотелось оказаться на суше! Ни тебе бесконечных лестниц, ни шатающихся полов, ни морской болезни. Она слышала, что некоторых моряков после долгих плаваний тошнило на суше без качки, поверхность земли казалась им слишком твердой и непривычно спокойной. Нет, тошнота на земле – это слишком, подумала Жюли, и тут услышала какой-то шум за дверью. Это наверняка Николай, решила она, и смущенно обернулась к двери. Но в дверях стояла сердитая мадам Трембле и жестом требовала, чтобы Жюли вышла к ней в коридор.
– Мне доложили, что вы вернулись в спальню в абсолютно неприличное время! – Она отчеканивала каждое слово. – Где же вы были?
– Работа в гардеробной кончилась очень поздно, – волнуясь, ответила ей Жюли. Такого сердитого лица у мадам Трембле она еще не видела. – Последние посетители забрали свои вещи часа в два ночи.
– А ваша соседка по спальне утверждает, что вы пришли после трех.
– Ну, я пошла в ванную комнату, – Жюли сглотнула, – а потом немного прогулялась. Я таких красивых комнат в жизни не видела!
– Вы, мадмуазель, здесь не туристка! – возмущенно воскликнула мадам Трембле. – Больше вы в первом классе работать не будете! А где ваша вчерашняя форма?
– Я, мадам, отнесла ее в прачечную, – с облегчением проговорила Жюли.
Если бы мадам Трембле увидела форму, она бы по одному запаху определила, что Жюли ей лжет.
– А где чепчик? – хотела знать начальница.
– Остался в спальне. Пойду принесу его…
– Нет, не ходите. – Мадам Трембле сурово покачала головой. – Начинайте утреннюю смену. Принесете его позже.
И она вышла из столовой. Жюли пробрала дрожь. Где же она найдет этот несчастный чепчик? Может, попросить Николая поискать его? Заново переживая позор прошлой ночи – то, как она сняла сорочку, как осталась голой, его громадное тело, борьбу и боль, – Жюли почувствовала, что задыхается. Нет, она не станет просить его искать ее пропавшие вещи. Она вспомнила, что сейчас в луже возле матраса лежат ее трусы – нет, ей вовсе не хочется, чтобы он их нашел. Залившись краской, она вдруг сообразила, что какой-нибудь механикпрогульщик, увильнув от работы, уже их обнаружил. Может, он уже всем демонстрирует ее трусы, и все вокруг похлопывают Николая по плечу и хохочут? И обзывают ее? А Николай? Что он скажет в ответ на это? Скажет, что он любит ее? Или тоже станет смеяться?
Ее рука чуть не соскользнула с веревочных перил лестницы, ведшей в столовую. Имбирный чай лишь слегка приглушил боль в животе, и запах еды, приготовленной Паскалем, ничуть ее не привлекал. Позади нее слышался топот Симоны и ее приятельниц.
– Не понимаю, почему старуха Трембле послала именно ее работать в первом классе, – услышала Жюли ядовитый шепот Симоны. – В нее будто кто-то плюнул табачной жвачкой!
Жюли была потрясена и злобой, и ехидством Симоны, но сделала вид, что не слышит ни ее слов, ни хихиканья за спиной. Пусть у нее есть этот изъян, а Николай все равно считает ее красивой. Симона же с ее жидкими волосами и прыщами никогда не вызовет такой страсти в мужчине.
* * *
Вера грустно вздохнула, и тут неожиданно раздался стук в дверь.
– Мадам Синклер, это доктор Шаброн, – послышалось из-за двери.
Сожалея, что Амандины поблизости нет и некому впустить в комнату доктора, Вера вылезла из кровати, натянула на себя клетчатый шерстяной халат, всунула ноги в тапочки и пошаркала к двери.
– Доброе утро, доктор, – сказала Вера.
В домашней одежде, шатаясь от качки, она все же пыталась сохранить видимость достоинства. После позорного бегства из столовой иллюзия достоинства и чести казалась Вере особенно важной.
– Пожалуйста, ложитесь в постель, – попросил ее доктор. – Я полагал, что с вами будет ваша служанка.
– Пожалуй, стоит ее позвать. Вы не могли бы постучать в эту дверь? – попросила Вера. – Она сразу же придет. Так чем я могу быть вам полезна?
Доктор присел на край ее постели.
– Я пришел узнать, не стало ли вам лучше. Как вы себя чувствуете?
– О, мое состояние сродни сегодняшнему дню. – Она кивнула в сторону окна. – Мне холодно, грустно, и меня шатает из стороны в сторону.
Доктор наклонился и потрогал ей лоб.
– У вас горячий лоб. Давайте померим вам температуру. – Он вложил ей в рот термометр и приготовил компресс. – Вы выспались?
Вера кивнула, и термометр у нее во рту качнулся.
Доктор Шаброн подошел к иллюминатору. Шел проливной дождь, настолько сильный, что из-за него было не видно бушующих волн.
– Я такого шторма не видел уже много лет, – сказал он. – В моей каюте кажется, будто корабль носом ныряет в океан, уходит под воду по самую мачту, а потом, бездыханный, чтобы набрать воздуху, выныривает.
Вера, с термометром во рту, с трудом улыбнулась и кивком подала доктору знак, что пора его вынуть.
– Когда-нибудь я расскажу вам, каково было путешествовать на старых пароходах. Там уж совсем выворачивало наизнанку. Но я подожду, пока погода наладится.
Улыбнувшись пациентке, доктор перевел взгляд на градусник.
– Тридцать девять и пять, – нахмурившись, сказал он и полез в саквояж.
Он не перевел ее температуру в градусы по Фаренгейту, но Вера после стольких лет, проведенных во Франции, и так знала, насколько высокой была у нее температура. Примерно 103 градуса.
– Мадам Синклер, чтобы снизить температуру, я дам вам аспирин, – размешивая порошок в воде, сказал доктор Шаброн. – А вы вчера пили какие-нибудь жидкости?
– Да, пила. Сок, бульон, воду… У меня было ощущение, будто я сама превращаюсь в океан.
Вера выпила мутноватую жидкость и на мгновение закрыла глаза.
– Знаете, доктор, а у меня ведь до сих пор есть зубы, – пошутила она.
Вере нравился этот доктор – его красивое лицо, внимательный взгляд, приятные манеры.
– Я ваш намек понял. – Он улыбнулся ей в ответ и, убрав с ее лба прядь седых волос, положил компресс. – Вы можете есть все, что вам заблагорассудится.
