Человек необыкновенной силы, тяжелоатлет, преодолевший на XXIII Олимпийских играх заветный двухсотдвадцатикилограммовый рубеж в толчке, он в раздумье забавно сморщил нос, и лицо его приняло мальчишеское выражение. Он, собственно говоря, ни к кому не обращался, он просто советовался вслух с самим собой, потому что даже Батыгин не мог соперничать с ним в знании сельского хозяйства.
- Все равно где начинать, - сказал Виктор. У него, как и у всех прочих, в потном кулаке была зажата горсть зерна; как и все, он лелеял мечту первым бросить свою горсть в борозду. - Не будем же мы всю Венеру перепахивать, так посеем...
- Молчал бы! - посоветовал Мишукин. Он нагнулся, взял щепоть грунта, растер между пальцев. - Сыровата земля, - вздохнул он и взглянул на небо, словно надеясь, что сейчас ветер развеет облака, и всю округу зальют жаркие солнечные лучи. - Сыровата земля, - повторил он, и все с почтением слушали.
"Сыровата земля"... Эти слова никого не удивили. Как-то само собою слово "земля" обрело и на Венере права гражданства. Говорили: "копать землю", "разгребать землю", "теплая земля", и веяло от этих слов родным, близким, примиряющим людей с новой "чужой" планетой...
Все были настроены на торжественный лад, и каждый по-своему переживал приближение знаменательного момента - начала сева. Одним хотелось в эти минуты помолчать, другие тихо перешептывались, третьи улыбались каким-то своим мыслям. А Безликова неудержимо потянуло произнести речь, дать дополнительную справку.
- Д'узья мои! - проникновенным голосом сказал он, картавя от волнения сильнее, чем обычно. - Д'узья! Сейчас мы с вами станем свидетелями исто'ического све'шения события, о кото'ом благода'ные потомки будут с восхищением 'ассказывать д'уг д'угу. Что значит сеять, д'узья? Вы, наве'ное, помните, что все в ми'е 'азвивается. Но 'азвитие это не есть п'остое накопление тех же самых п'изнаков. Нет! Оно сове'шается по спи'али, идет от низшего к высшему, това'ищи, и в свете этого положения наш сев п'иоб'етает особое значение, он знаменует новую качественную ступень! И мне очень жаль, что кое-кто из выступавших 'анее, - тут "философ" покосился на Виктора, - недооценивает значения этого выдающегося акта.
Безликов умолк и застенчиво улыбнулся.
Мишукин отдал последние инструкции своим рьяным, но не очень надежным помощникам, из коих Безликов, хоть он и вызвался помогать добровольно, казался ему особенно ненадежным...
Трактор плавно двинулся с места, стальные лемеха врезались в мягкий грунт и вывернули первые пласты. На сеялках еще не успели открыться диски, а сторонники прадедовских приемов уже начали швырять зерно горстями. Некоторое время все бежали за трактором, смотрели, как вспарывают плуги поверхность Венеры, как аккуратно кладут зерно в борозды диски и засыпают ли его бороны...
- Все равно - птицы не склюют, - пошутил кто-то. - Пошли работать.
Да, необычно выглядела эта пахота: не вились грачиные стаи над свежими бороздами, не разбегались врассыпную вывернутые из своих норок полевки, не оплетал подмаренник стертые до блеска лемеха... И все-таки это была пахота, и не только пахота, но и сев, а строители Землеграда верили, что наступит и пора жатвы.
А через полчаса землеградцы проводили вертолет, который отправился на поиски астроплана N_2.
...Вечером разыгралась первая буря. Облака потемнели, снизились над океаном, и он тоже потемнел, насупился, грозно поднялись волны, пытаясь достать и смыть тучи, но, убедившись, что достать их невозможно, нестройными рядами бросились на берег, как будто хотели во что бы то ни стало затопить его... Захлебнулась первая атака, и ненадолго притихло. Низкие волны, заискивая, мягко шлепались об утесы, ластились к песчаным пляжам. А потом новый порыв ветра пронесся над океаном, и - словно мурашки по спине - темная рябь прошла по волнам.
- Держись теперь, - сказал Батыгин. - Сейчас такое начнется! - И посмотрел в ту сторону, где скрылся вертолет.
- Может быть, они уже миновали полосу бури, - Виктор тоже с тревогой глядел в ту сторону.
- Все может быть, - ответил Батыгин. - Все может быть. В этом-то и беда...
Последних слов Виктор не расслышал. Между низкими тучами жарко вспыхнула оранжево-золотистая молния, и до Виктора сначала донеслось шипение облаков, напоминающее звук рвущейся ткани, а затем небо раскололось со страшным грохотом, и почва под ногами вздрогнула. Виктор пригнулся, будто ожидая, что на голову ему сейчас обрушится небесный свод, и едва поборол желание броситься в ближайший дом и укрыться от грозы. Он взглянул на Батыгина. Тот стоял все так же неподвижно, смотрел вдаль, и Виктору вдруг показалось, что это не живой Батыгин, а отлитый из бронзы, которого никакие бури не смогут опрокинуть. Огромные океанские валы, рушившиеся на берег, распластывались у его ног и лизали сапоги.
- Пойдемте, Николай Федорович, - позвал Виктор.
- Да, пойдем, - согласился тот.
Но в это время Батыгин увидел Мишукина с помощниками - они бежали к поселку.
- Подождем наших, - сказал Батыгин.
Снова зашипели над головой облака, а дальше все произошло, как в немом замедленном кино: одновременно ударил гром, и чья-то невидимая рука подняла над землею Мишукина с товарищами и разбросала в разные стороны.
- Молния! - крикнул Батыгин, но Виктор только заметил, как открылся и закрылся его рот.
Батыгин побежал к упавшим, и Виктор бросился следом за ним. Двое из них встали, а трое, в том числе Мишукин и Безликов, продолжали лежать. Когда Батыгин и Виктор подбежали к ним, один из вставших снова сел, вид у него был испуганный, недоумевающий.
- Встать! - приказал Батыгин. - Быстро к дому!
Виктор и Батыгин не без труда подняли с земли тяжелое, беспомощно обмякшее тело силача Мишукина. Они не сделали и трех шагов, как сплошной стеной хлынул ливень - что там земные тропические ливни! - и все моментально вымокли.
Когда герметические двери домика закрылись за внесенными в помещение трактористами, буря как будто немножко отодвинулась от Землеграда - стало тише, только дождь хлестал в окна.
- Искусственное дыхание, - приказал Батыгин. - Всем троим. Немедленно.
Все, кто был в домике, бросились исполнять распоряжение.
- Что слышно о Травине?
- Связи с ним нет, - ответил Костик; он один не принимал участия в общей суматохе и продолжал настойчиво посылать позывные в эфир.
Через сорок минут у богатыря Безликова восстановилось дыхание, но двое других еще не подавали признаков жизни.
У Костика по-прежнему не налаживалась связь с вертолетом. Батыгин ходил по комнате большими тяжелыми шагами. Виктор видел, что он плохо себя чувствует, но крепится: он побледнел и, когда думал, что никто не смотрит на него, прикладывал широкую ладонь к сердцу.
