Не помня себя от волнения, она бежала по берегу, увязая в песке, спотыкаясь и падая... Еще немного осталось, Мариам? Вон, смотри, "Кутум" уже у берега... Белый шар проплывает сквозь скалистые ворота... останавливается, слегка раскачиваясь на волнах.
x x x
Молодые испытатели с трудом тащили тяжелую пластмассовую цистерну на берег... Мешали подводные камни: шар в них заклинивался, и тогда его нельзя было сдвинуть с места.
- Наконец-то! - еле отдышавшись, проговорил Степунов, вытирая потное лицо. - Вот какое дело, Мариам, - обратился он к девушке. Секрет наш простой. Мы этот шар сегодня рано утром у рыбаков увидели. Говорим, что шар наш, институтский. Удостоверения, конечно, показали. Рыбаки подумали и отдали: "Берите, мол, если ваш..."
- Стали к берегу тащить, - перебил его Али (он уже карабкался наверх цистерны), а мотор не тянет. Пришлось шар оставить на Каменной гряде. Зато сейчас наш глиссер как буксир на тысячу сил... Десять таких дотащит!
- Чего расхвастался? Степунов сурово наморщил лоб. - Никакой в тебе научной скромности! У мотора коллектор чуть не сгорел, а ты... "десять дотащит", - передразнил он товарища и, сокрушенно покачав головой, направился к злополучному мотору.
"Опять неудачи! - подумал Степунов. - Надо делать другой коллектор. Может быть, фарфоровый с пластинами из тугоплавкого металла?"
Али смущенно проводил его взглядом, хотел возразить, но неосторожно повернулся и сорвался в воду. Разозлившись на свою неловкость, он крепко уцепился за пучок водорослей, запутавшихся в поручнях, и, упираясь босыми ногами в гладкие стенки шара, быстро взобрался наверх.
Мариам стояла по колена в воде и, прижав руки к щекам, смотрела на цистерну. Она ничего не видела, глаза застилало туманом, кровь стучала в висках. Она чувствовала, как холодеют ее пальцы.
С удивлением и беспокойством Рагим наблюдал за Мариам.
"Чего она так испугалась?" подумал он и сказал:
- Зачем бояться, Мариам? Ты думаешь - мина?.. Клянусь, она не взорвется!.. Александр Петрович потерял этот шар. Он с такими работает.
Али с любопытством рассматривал выпуклый фонарь, в котором еле теплился красный свет. Фонарь был похож на огромный бычий глаз.
- Может быть, аккумуляторы надо отсоединить? - спросил Али, обращаясь к Рагиму.
- Нельзя трогать, - сурово ответил тот. - Придумал тоже ковыряться в чужих аппаратах!.. Степунов, что там возишься? - крикнул Рагим. - Потом разберемся, а сейчас надо шар очистить и спрятать в грот! У Александра Петровича спросим, как дальше быть... Правильно, Мариам?
Девушка очнулась от своего оцепенения.
- Нельзя! Скорее откройте! - неистово закричала она.
Путаясь в водорослях и спотыкаясь о камни, Мариам подбежала к шару. Стараясь обхватить его обеими руками, она прижималась к холодной стенке, словно сквозь нее хотела услышать биение живого человеческого сердца...
Зачем обманывать себя, Мариам? Разве можно остаться живым в этой наглухо закрытой коробке?.. Прошло уже много часов...
Нет, Мариам не хотела этому верить и думала, что, может быть, наверху, возле люка, есть какое-нибудь отверстие, открывающееся изнутри... Это была последняя надежда.
- Откройте люк! Скорее... скорее! - говорила она, скользя рукой по мокрой поверхности шара.
Рагим ничего не понимал. Он растерянно смотрел на девушку. Всегда спокойная, Мариам вдруг так взволнована, настаивает немедленно открыть шар... "Тут что-то очень серьезное", решил Рагим и сделал знак Степунову.
Вдвоем с Али они стали отвинчивать крышку люка... Туго поддавалась скрипящая нарезка.
Наконец люк открыт. Степунов вытянул подбородок, уперся им в нарезной борт и заглянул вниз.
Смотрел он долго и сосредоточенно... Мариам казалось, что она больше не выдержит. "Ну говори же, говори, Степунов!" хотела вымолвить Мариам, но у нее не хватало дыхания.
- Шар пустой! - заключил техник и, вздохнув, заметил: Аккумуляторы подходящие. Вот бы к нашим добавить!
- Там никого нет? - прошептала Мариам.
Ребята растерянно переглянулись. Кто же может быть в этом завинченном наглухо шаре?
"Уж не случилось ли чего с Мариам? - с тревогой подумал Рагим. Странно она себя ведет".
Он много видел конструкторов, изобретателей, сам, можно сказать, тоже изобретатель. Ему понятно их нетерпеливое любопытство, если дело касается чего-либо нового в технике. Но такого ни с кем не бывает... Об этом же думал и Степунов.
И только Али Мамедов, самый черный из всех ребят и самый молодой из техников на опытном заводе, неистовый радиолюбитель, неисправимый фантазер и мечтатель, почему-то первым прочел в глазах Мариам то, о чем она боялась сказать.
Али скользнул в люк, повис на руках и спрыгнул вниз, на дно шара.
Настала такая тишина, что, казалось, даже волны остановились где-то на полпути к берегу, боясь нарушить ее своим плеском.
Прильнув ухом к стенке шара, Мариам слышала шлепанье босых ног, затем какое-то царапанье.
- Нет тут никого, - послышался гулкий, как из бочки, голос Али.
Мариам не понимала, что же она должна делать - радоваться или вновь мучиться: в шаре никого не нашли, но исчезла и надежда увидеть Васильева живым.
Из люка появилась голова Али. В зубах он держал черную клеенчатую тетрадь и, упираясь в борта, старался выбраться из шара.
Наконец он вылез и высоко поднял тетрадь. Руки товарищей протянулись к ней. Но Али, соскользнул с шара всем известным способом, как многие в детстве скатывались со снежных гор без салазок, плюхнулся в воду и передал тетрадь Мариам.
Пытаясь овладеть собой, дрожащими, неповинующимися пальцами она взяла тетрадь и открыла на первой странице:
"А. Васильев. Технический дневник".
Все поняла Мариам. Он послал тетрадь, чтобы не погибли вместе с ним его записи.
Перелистывая страницы, она смотрела, как сквозь мутную пленку, на числа, формулы, чертежи. Вот день, когда Мариам впервые увидела Васильева в его лаборатории. Дальше снова какие-то эскизы... А это... последняя ночь - 30 сентября... Мариам дрожала от еле сдерживаемых рыданий. "Итог последних лет", прочитала она, глотая слезы, а дальше внизу: "Что-то будет?"
Мариам перевернула новую страницу и вздрогнула от ощущения чего-то страшного и неотвратимого.
Это его последние слова... Через всю страницу наискось тянулись строчки, написанные красным карандашом.
Глава двадцать третья
"ВСЕ БУДЕТ СДЕЛАНО ДЛЯ СПАСЕНИЯ ВАСИЛЬЕВА.
Только что кончилось совещание в кабинете директора. В пепельницах - горы окурков. Голубой дым, похожий на тонкую пряжу, тянулся в окно.
Агаев и парторг остались одни.
- Понимаешь, Джафар, - как бы продолжая прерванный разговор, начал Рустамов, - поднять васильевскую конструкцию очень трудно, но, как видишь, можно! А это получается только потому, что по своей натуре, по своему воспитанию каждый из наших людей в какой-то мере изобретатель... Для советского человека, как иной раз мне кажется, просто нет неразрешимых задач.
